Петер Гостони - Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945

На примере одного из соединений люфтваффе я наглядно продемонстрировал, что их умений недостаточно, чтобы соответствовать требованиям наземного боя. В разговор тотчас вступил рейхсмаршал Геринг, который только что вошел в комнату. Он энергично заверил Гитлера, что его «парашютисты» являются самыми лучшими солдатами и что он всегда готов поручиться за них. Я доказал ему, что его представление несколько приукрашено. Геринг сердито насупился, в то время как Гитлер заявил, что в таких формированиях нужно форсированно заняться боевой подготовкой и постараться сделать все возможное, чтобы исправить положение. Ведь до начала битвы, по-видимому, есть еще какое-то время. Я возразил, сказав, что стойкость в оборонительном бою приходит только с опытом. На что Гитлер ответил, что главным является воспитание в людях уверенности в своих силах, что именно это и является определяющим. Командиры должны оказывать на своих бойцов гораздо большее влияние в этом смысле, тогда и солдаты не ударят лицом в грязь. Между прочим, русские тоже сражаются, используя только «трофейных солдат» (так немцы называли советских солдат-новобранцев, часто 17–18 лет, уроженцев свобож-денных областей СССР. – Ред.), возможности которых неудовлетворительны в любом отношении. В ответ на это я указал Гитлеру на то, что фронт между Эберсвальде и Франкфуртом в первой линии обороны укомплектован хорошо и что нам не хватает только одного, а именно резервов пехоты. С помощью цифр я показал ему, что через несколько дней будет невозможно пополнять потери, понесенные нашими войсками. Я доказал ему, что невозможно черпать дальнейшие силы, снимая войска с менее угрожающих участков фронта между Эберсвальде и Штеттином. Таким образом, исход битвы не может быть хорошим, так как через несколько дней боев силы немецких войск иссякнут».

В комнате воцарилась глубокая тишина. Никто не проронил ни слова. Против таких аргументов, подтвержденных цифрами, возразить было нечего. Гитлер молча окинул всех тяжелым взглядом. И тут слово взял Геринг, который стоял рядом со мной с торца стола. Он громогласно заявил:

– Мой фюрер, я предоставлю в ваше распоряжение 100 тысяч человек. Буквально через несколько дней они будут здесь.

Теперь поднялся Гиммлер и предложил 25 тысяч своих эсэсовцев. Дёниц дал 12 тысяч моряков из экипажей кораблей. К этому добавился целый ряд формирований Резервной армии, предоставленных Юттнером.

– Это составит, – сказал Гитлер, – около 150 тысяч человек, ведь это почти 12 дивизий: надеюсь, их хватит.

Я возразил:

– Что касается количества, то людей вполне достаточно, однако они не разбиты на боевые подразделения и не обучены для ведения оборонительного боя, к которому готовят пехотинцев».

Теперь в разговор снова включился Геринг, который заявил, что предоставленные им солдаты – это главным образом овеянные славой боевые летчики, храбрейшие из храбрых, многие из которых принимали участие в битве под Монте-Кассино в Италии. По его словам, у этих людей было достаточно воли и боевого опыта. Точно так же в защиту качества своих кадров, предоставляемых в распоряжение армии, выступил гросс-адмирал Дёниц. Ведь это были экипажи боевых кораблей, куда в свое время отбирали людей с особой тщательностью, и которые представляют собой лучшее, что есть в вермахте. Я возразил, заметив, что боевые действия на море несколько отличаются от боев на суше.

– Хорошо, – сказал Гитлер, – тогда мы используем эти резервы на втором рубеже обороны, в восьми километрах позади первого рубежа. Это поможет им избежать первого шока при артиллерийской подготовке, и они смогут привыкнуть к боевой обстановке. Если русские все-таки прорвутся, они смогут остановить их [русских] на своих позициях. Отбросить русских назад от места прорыва должны танковые дивизии.

– Половину таких дивизий у меня уже забрали, – заявил я, – и как раз самые боеспособные. Командование группы армий настаивает на их возврате; они ему нужны.

– Я тоже сожалею, что мне пришлось забрать их у вас, – возразил Гитлер, – но южный сосед нуждался в них еще больше.

Но здесь в разговор включился генерал Кребс и сообщил, что танковые дивизии будут расставлены таким образом, чтобы их могли использовать обе группы армий. Тогда я сослался на донесение воздушной разведки о ночной переброске новых русских войск из Восточной Пруссии, которые, вероятно, будут размещены на фронте перед моей группой армий. Кребс подверг это донесение сомнению. Тогда Гитлер снова взял слово и сказал:

– Вероятно, главный удар русских будет направлен совсем даже не на Берлин. Концентрация войск противника южнее, перед нашим фронтом в Саксонии, гораздо сильнее. – Он указал, проведя рукой по карте, на район Франкфурт-на-Одере – Кюстрин. – Все, что здесь, – всего лишь наступление на второстепенном направлении, чтобы отвлечь наши силы. Противник собирается нанести главный удар не на Берлин, а на Прагу. По этой причине ваша группа армий сможет удержать оборону.

Пораженный этим объяснением, я вопросительно посмотрел на Кребса. Тот сказал:

– Согласно имеющимся у нас донесениям разведки, такая возможность, о которой упомянул фюрер, не исключается.

Мой доклад продолжался уже два часа. В рядах слушателей начало заметно нарастать беспокойство. Находившийся в глубине комнаты Борман сел на стол и перебирал бумаги из своей папки. Кто-то шепнул мне на ухо: «Давайте же, наконец, закругляйтесь». Ведь предстояло еще обычное обсуждение положения дел на всех фронтах, которое длилось часами. Тогда, подводя итог, я сказал:

– Группа армий провела подготовку к обороне таким образом, чтобы был учтен опыт всех предыдущих оборонительных сражений. Все, что можно было сделать за этот короткий период, было сделано. Тем не менее, мой фюрер, чтобы у вас при принятии окончательного решения была полная ясность, я должен подчеркнуть следующее: решающим для исхода битвы будет то, как будут сражаться войска! Я не могу сказать этого с полной уверенностью о тех войсках, которые стоят на фронте сейчас. Еще меньше о тех, которые должны будут поступить в мое распоряжение. Поэтому я не в состоянии гарантировать успешный исход битвы. И я считаю своей обязанностью совершенно откровенно сказать вам об этом!

Гитлер ответил:

– Если все командиры будут исполнены веры и сумеют передать это своим бойцам, то тогда эта битва, и я в это верю, закончится для нас успешно».

Хейнрици возвратился в свой штаб и попытался как можно лучше использовать дни, которые еще оставались в его распоряжении до начала наступления Красной армии. Он пишет:

«Для меня было очень важно подготовить основной район немецкой обороны на участке фронта между Эберсвальде и Франкфуртом-на-Одере. Здесь были размещены самые боеспособные соединения группы армий. Их плотность соответствовала опыту, приобретенному при оборонительных сражениях в России. Для достижения этого соединения группы армий были полностью реорганизованы. На этом участке фронта, насколько это было возможно, была усилена артиллерия. В глубине этого участка были оборудованы тыловые позиции. Позади них размещались основные силы предоставленных в наше распоряжение танковых дивизий. Как уже упоминалось, это были значительные силы. Они стояли наготове, чтобы немедленно атаковать прорвавшегося противника и отбросить его назад.