Василий Болотов - Лекции по истории Древней Церкви. Том IV

{стр. 183}

а) (церковно-полемический): Это слово употребляют в своих видах ариане и аполлинаристы, отрицающие два естества <���но «usum non tollit abusus»>;

б) (философско-догматический): Это слово неточно, и понятое в строго буквальном смысле <���но так его никто не понимал> оно значит или то, что «от Св. Девы родилось и получило начало Своего бытия Само Божество» (поэтому Несторий возглашал: «Мария не родила Божества»; его противники — по его словам — злонамеренно изменили эти слова так: «Мария не родила Бога», как будто он Христа не признавал Богом), или — но меньшей мере — то, что Христос родился от Девы по самой Своей божеской природе «καθ' έαυτο Θεός». Ту истину, что Христос и в самом зачатии от Девы был и есть истинный Бог, Несторий предлагал обозначить словом Θεοδόχος — Богоприемница.

В пользу своего мнения Несторий аргументировал так:

аа) Человек состоит из души и тела (α=β+γ); так как от родителей происходить только тело, а душа от Бога, то мать рождает собственно тело, (ή γυνή τίκτει μέν τό σώμα) (γ=γ'); ее можно назвать ανθρωποτόκος, матерью человека (α=γ'), но нельзя назвать ψυχοτόκος, душеродицею (β=γ'), хотя и несомненно, что она рождает одушевленное существо (ότι έμψυχον έγέννησεν). Но подле этого формально правильного аргумента Несторий ставил еще аргумент фальшивый.

бб) Предтеча (α=β+γ) Духа Св. исполнился от чрева матери (α=γ+β~δ); тем не менее Елисавету нельзя назвать Πνεοματοτόκος, Духородицею (γ не есть δ) <���но это не доказывает еще, что γ не есть β; так как δ не есть интегрирующее в α , а только его случайный признак>. Возможность подобного сравнения показывает, что без communicatio idiomatum тождество ипостаси не находит полного выражения: вместо непосредственного откровения Бога во Христе получается только посредственное (посредствуемое человечеством, которое содержит в себе, как в сосуде, Божество и устраняет прямое Его отношение к миру, как стенка сосуда).

Нужно полагать, что Несторий, как и все антиохийские богословы, считал возможным говорить о двух υποστάσεις и, может быть, даже — о двух πρόσωπα. Но первое из этих слов строго не выяснилось в своем различии от φύσις, а последнее — возможность говорить о двух πρόσωπα, имеет {стр. 184} тот смысл, что станем ли мы говорить о Лице Христа, как о Боге, или как о человеке, мы во всяком случае будем мыслить Его как личного Бога или личного человека. Вообще же говоря, при том состоянии философской [мысли], в каком ее можно представлять в V в., вполне ученый спор о таких отвлеченных вопросах, как единство личности и что должно под ним представлять, как единство личности относится к единству сознания и самосознания, — был невозможен. Приходится довольствоваться лишь более или менее ясными указаниями в этом направлении. Вопрос о единстве лица казался тогда понятнее в его конкретнейшей постановке, как вопрос об одном и о двух сынах, о том, можно ли о Христе сказать, что Он άλλος καί άλλος, или — άλλο καί άλλο. А при такой постановке его, Несторий всегда со всею ясностью высказывался за единство лица, решительно отвергая предположение, что он учил о двух сынах, что Сын Божий есть «другой и другой». Нет, это единый Сын имеет две природы, αύτος ό είς εστι διπλούς τή φύσει, απλούς τή αύθεντία, Тот же Самый есть и младенец и Господь младенца. Словом, там, где речь идет об основоположных принципах Нестория, язык его не настолько ясен, чтобы от тождества его богословских терминов с нашими по фразе заключать и в тождеству их по содержанию.

Гораздо более уязвимых пунктов можно встретить в детальной стороне христологии Нестория. Здесь он так часто различает человека Иисуса от Бога Слова, храм от живущего в нем, Господа от образа раба, одежду от носящего ее, говорит о человеке умершем и Боге, его воскресившем, что — если не иметь в виду его постоянных заверений, что он признает одного только Сына — нетрудно придти к предположению, что Несторий учение о двух естествах положительно развил до учения о двух лицах, разорвав ипостасное единство Богочеловека. При этом различающем направлении, понятно, άντιμεθίστασις των ονομάτων могло иметь место лишь крайне скромное в системе Нестория. Лишь немногие предикаты, определения Христа в евангелии и апостольском учении могут иметь приложение к обоим естествам во Христе, обыкновенно же они характеризуют или только Божество, или только Его человечество. Все подобные определения нужно относить к единому Христу, еди{стр. 185}ному Сыну, единому Господу, потому что эти имена означают обе природы. Но говорить, что Бог Сам, καθ' έαυτό Θεός, родился от Девы, питался млеком, был отроком, умер, — по убеждению Нестория, незаконно, потому что все эти выражения характеризуют только человечество и противоречат существенным определениям Божества, самому понятию о Боге как вечном, как бесстрастном. То правда, что Бог Слово усвояет Себе, οίκειοδται, страдания соединенной человеческой плоти, но сказать, что эти страдания — Его собственные, значило бы проповедывать слияние естеств.

Из выражения Нестория: «я разделяю естества и соединяю поклонение», все противники его легко могли выводить совершенно правильное заключение, что объединение естеств поклонением есть только голословное предположение и обман человеческого представления; отсюда легко было вывести, что различие естеств в Иисусе Христе дано объективно, а единство их — субъективно. Что же касается слова Θεοτόκος, то Несторий и не задавался мыслью исключить его из церковного лексикона. В чисто догматических трактатах он находил неуместным и неудобным его, но он принимает его в литургическом употреблении, принимает в том предположении, что верующие не станут понимать его в смысле арианском или же монофиситском, о чем он и заявлял даже с церковной кафедры.

Противником Нестория выступает св. Кирилл александрийский. Богословский язык александрийского направления был не тот, к которому привыкли в Сирии. Тем сильнее была противоположность; тем большего отречения потребовали от Нестория; тем менее было надежды на умирение спора без постороннего посредства.

а) Образ соединения Божества и человечества в Эммануиле св. Кирилл обозначил не только «ενωσις καθ' υπόστασιν», соединение в ипостаси, но и «ενωσις φυσική», соединение физическое, природное, «ενωσις κατά φυσιν». Несторий отказывался понять, что это значит, если не то, что Божество и человечество во Христе слились в одну природу с утратою своих отличительных свойств и притом слились по физической принудительной необходимости. Кирилл совсем этого не требовал. По нему, единение «κατά φύσιν» указывает только на единение истинное, непризрачное.

б) Точное значение терминов πρόσωπον, ύπόστασις и φύσις не {стр. 186} было у Кирилла установлено твердо. Обыкновенно (как и у восточных) у него ύπόοτασις=φύσις; но иногда (anath. 4): «προσώποις δυσίν, ήγουν ύποστάσεσι». Понимать его язык правильно человеку, предубежденному против него, как Несторий, было нелегко.