Анатолий Уткин - Русские во Второй мировой

Чтобы сберечь причал, причал жизни и смерти, Чуйков бросил вперед последний резерв — девятнадцать движущихся танков. Майору Зализюку было поручено с шестью танками перекрыть дорогу, ведущую от вокзала к пристани; подполковнику Вайнрубу приказано было выбить немцев из башни железнодорожного вокзала. Для этого ему дали три танка. Вот журнал боевых действий 62-й армии за 14 сентября 1942 года:

> Враг на Академической улице.

> 1-й батальон 38-й механизированной бригады отрезан от основных войск.

> Сражение у Мамаева кургана и на подступах к вокзалу.

> 08.00. Железнодорожная станция в руках врага.

> Станция отбита.

> Станция в руках врага.

> Враг на Пушкинской улице — 600 м от командного пункта армии.

> 11.00. Две роты противника с 30 танками движутся к дому инженеров.

> Станция в наших руках.

На следующий день судьба войны оказалась в руках никому не ведомого полковника Петракова, которому поручили охранять переправу до прибытия дивизии Родимцева. Петраков был смелым человеком, он лично прошелся по немецким тылам и составил собственное впечатление о сильных и слабых сторонах противника. Своих шестьдесят бойцов он расставил на пути к переправе, откуда, как ни вглядывался в заволжскую даль полковник, не было видно каравана родимцевских судов и барж. Раздобыв пушку, Петраков принялся ее осваивать и в нужное время сделал несколько внушительных выстрелов. Он поразил один из оплотов немцев — банк, заставил залечь их пехоту.

Судьба огромной страны в эти несколько часов зависела от нескольких десятков молодых парней, почти безнадежно залегших на последних метрах многократно залитой кровью дороги к главному волжскому причалу. Ослабей их решимость — и немцы возьмут единственное место, куда с пользой могут причалить люди Родимцева. Жизнь им была дорога не менее, чем всем нам, и была эта жизнь у них тоже одна. Ждать помощи было неоткуда, немцы рвались вперед с остервенением — их решимость покончить с этим смрадом и адом была уже почти неукротимой. А Волга позади текла спокойно, и не на кого было положиться, кроме как на самого себя.

И в момент, когда земное существование, казалось, начало подходить к горькой развязке, к берегу причалила первая лодка с боеприпасами. Немцы тоже видели хрупкую флотилию русских подкреплений и истово крестили огнем новопришельцев. Но не все ушли под волжскую воду — один за другим родимцевцы спрыгивали в воду близ источающего огонь берега.

Немцы не пробились к камням пирса только потому, что их ударный батальон (3-й батальон 194-го полка 71-й дивизии) потерял за день боев больше половины своего состава. Двести солдат в серо-зеленой форме лежали на земле, о существовании которой год назад они и не догадывались. В вечерних сумерках остатки этого батальона собрались в недостроенном правительственном здании. Осталось в строю, как пересчитал лейтенант Мойнш, лишь пятьдесят дееспособных бойцов. В таком составе выполнить задачу захвата пристани батальон не мог, и. лейтенант приказал выставить дозор и отдыхать.

На восточном же берегу Волги все это время основная масса гвардейцев Родимцева ждала сигнала к переправе через реку в центральный сектор города. Их привезли к противоположному от Сталинграда берегу Волги с северной стороны — из Камышина на грузовиках, в радиаторах которых кипела вода. На марше они покрылись толстым слоем приволжской пыли. В панику впали вьючные животные, но не сосредоточенные гвардейцы. Но и им приходилось разбегаться, заслышав характерный гул «мессершмиттов». Наконец безбрежная степь окончилась, и показавшиеся купы деревьев указали на близость воды. На берегу Волги стояла стрелка с надписью «Паром». А на противоположном берегу зловещее зарево создавало невиданную доселе картину. Еременко приказал им влиться в 62-ю армию. Но у них не было тяжелого вооружения, и из десяти тысяч одна тысяча не имела даже винтовок. В семь вечера 14 сентября Чуйков по радио приказал дивизии Родимцева сконцентрироваться на восточном берегу у Красной Слободы. Нервная экзема покрыла пальцы командарма, пот струился по лицу и рукам, но взгляд был спокойным.

Одной из его проблем было поведение 10-й стрелковой дивизии НКВД, действовавшей в экстремальных условиях самостоятельно. Чуйков, которому уже нечего было терять, решился на крайнее средство. Он призвал к себе командира этой дивизии полковника А. А. Сараева и пригрозил сообщить о его неподчинении в штаб фронта. После паузы Сараев ответил: «Я в вашем распоряжении». Его бойцы были посланы на Мамаев курган и на основной путь, ведущий немцев к Волге и к центру города. Выиграно было важное время, позволившее ожидать прибытия дивизии Родимцева. При этом батальон бойцов НКВД снова отбил у немцев Центральный железнодорожный вокзал.

Бойцы первого батальона дивизии Родимцева сгрудились на месте посадки в кромешной тьме. На фоне местами горящих зданий город выглядел призрачно. К несчастью, немцы подожгли одну из волжских барж, и она стала путеводной звездой для немецких снайперов и минометчиков. Чем ближе западный берег, тем сильнее был немецкий огонь по груженым лодкам. Гвардейцы, чтобы не быть живой мишенью, опустились в воду, благо берег был уже невдалеке и начиналось мелководье.

Только медленно двигаясь шаг за шагом к северу, гвардейцы сумели расширить площадь высадки своей дивизии. Ночью гвардейцы, естественно, потеряли ориентацию, и лишь в молочном рассвете они разобрались, где свои и где чужие, и образовали линию обороны. Рассвет принес лишь жуть полного господства в воздухе люфтваффе. Летчики охотились буквально за каждым движущимся предметом. А их, движущихся, становилось все меньше. К счастью для родимцевцев, они прибыли неожиданно. И все же путь на суше уже лежал через подавление немецких автоматных и пулеметных гнезд, через кинжальные схватки и яростные рукопашные бои. Перед высаживающейся дивизией стояли лучшие силы 6-й германской армии — 71-я и 295-я. Их поддерживали 24-я и 14-я германские танковые дивизии. И все же гвардейцы показали себя сразу — они отбили у немцев большую мельницу, сложенную из красного кирпича. Второй десант — 39-й гвардейский полк — атаковал железнодорожную ветку, проходящую мимо Мамаева кургана. За первые же сутки боев дивизия Родимцева потеряла тридцать процентов своего личного состава.

Тридцатишестилетний Александр Ильич Родимцев имел опыт, которому позавидовали бы многие. В 1936 году он как Павлито Гешос воевал в Испании, его помнили по боям за Гвадалахару — за что получил драгоценное тогда звание Героя Советского Союза. Личная преданность его бойцов командиру была исключительной — самым большим наказанием было отправить служить в другую дивизию. Сейчас, утром 15 сентября, генерал Родимцев видел нечто незабываемое — город ярко горел в ярких лучах встающего солнца. На его глазах германский снаряд прямым попаданием отправил на волжское дно шестьдесят пять его солдат.