Анатолий Уткин - Русские во Второй мировой

У Гитлера были все данные о готовящемся советском ударе. Но заменивший Гелена на посту главы военной разведки на Восточном фронте полковник Вессель не был суровым реалистом. Он склонялся к фантастическим идеям о взаимном недружелюбии союзников, о неминуемом советско-американском охлаждении, об имевшихся якобы среди советских офицеров разговорах о необходимости поставить американцев «на место» — все это питало больное воображение Гитлера. Профессиональные военные, такие, как генерал Хейнрици, новый командующий группой армий «Висла», отмахивались от подобных рассуждений как от плода больного воображения. Все внимание Хейнрици было занято грядущим наступлением Жукова, а не фантазиями прожектеров. Он внимательно следил за Жуковым. Каждый день он, пролетая над линией 1-го Белорусского фронта, наблюдал, как прибывают танки и орудия; он читал оценки разведки, материалы допросов военнопленных. Да и с Зеелов-ских высот было достаточно хорошо видно готовящееся. Хейнрици многое бы отдал, чтобы точно знать, когда ударит Жуков.

Жуков на Одере

Жуков был неутомимым аналитиком. Штабные игры и штабной анализ продолжались непрестанно, давая командующему фронтом постоянную пищу для размышлений.

Жуков изучал превосходные фотографии воздушной разведки, сделанные в условиях улучшившейся видимости. Была видна вся полоса германской обороны на глубину почти 100 километров. (Вот бы такую съемку сделать 21 июня 1941 года, ведь немцы тогда уже расчехлили орудия и вывели на стартовые позиции танки.) Две с половиной тысячи раз (!) вылетали самолеты воздушной разведки, а Конев приспособил даже надувные шары: вся немецкая оборона была у него как на ладони. Особое внимание уделялось уже немногочисленным германским самолетам, они были первоочередной целью. Против люфтваффе готовились выступить 4 авиаармии (2, 4, 13-я и 16-я — семь с половиной тысяч самолетов современных моделей, очень отличавшихся от машин четырехгодичной давности). Над 1-м Белорусским фронтом «шефствовала» 16-я воздушная армия Руденко — 3188 самолетов против насчитанных у немцев 1700 самолетов. 16-й армии, разместившей свои самолеты на 165 аэродромах, помогала 18-я армия дальней авиации Голованова (800 бомбардировщиков). С целью централизации авиационных усилий была создана единая радарная система. На линии атаки Жуков поставил 295 орудий на километр. В каждой армии были так называемые «истребители танков» — специальные бригады по 136 орудий. Жуков требовал для своего фронта более семи миллионов снарядов. (Такие цифры генерал Брусилов в свое время не мог и представить.)

На плане Берлина были, как уже говорилось, указаны все основные объекты германской столицы. Маршал обернулся к окружающим: «Посмотрите на объект № 105. Кто первым выйдет к рейхстагу? Чуйков и его 8-я Гвардейская? Катуков и его танки? Берзарин и его 5-я ударная армия? А может быть, Богданов с его 2-й гвардейской?» Довольно неожиданно Катуков сказал: «Если я воьму объекты № 107 и 108, я одним махом захвачу Гимлера и Риббентропа!».

Весь день шло обсуждение. Артиллерию подвозили в леса. Танки становились в позицию, чтобы помочь артиллерии. Резиновые лодки и плоты подтаскивались к холодной воде. Конвой за конвоем подвозили бое-припасы. Скорость была такова, что Красная Армия впервые подтягивала дополнительные части самолетами. Но дату знали единицы.

А американские «шерманы» получили приказ продвигаться на восток и быстро покрыли немало километров по пути к Эльбе, пока впереди не показался мост. Если американцы возьмут его, то до Берлина будет 11 часов ходу. Но на расвете 12 апреля, когда американские инженеры подбирались к критической важности мосту, охрана взорвала мост Шенебек. Американская разведавиация хорошо видела Берлин, его пригороды, его заводы и площади. Первым показался Шпандау.

Именно в это время Эйзенхауэр спросил своего заместителя Бредли: «Сколько бы нам стоило взятие Берлина?» Брэдли раздумывал над этим вопросом уже много дней. И он ответил: «Я думаю, это стоило бы нам 100 тысяч человек». Эйзенхауэр молчал — «Слишком большая плата за престиж».

Маршал Конев расположил свою штаб-квартиру в замке, склонившемся над рекой на окраине Котбуса. Редкие снаряды тревожили его в этом старинном и тихом уголке, где маршал знал только одну страсть — о ней он детально говорил двум своим лучшим полководцам, Рыбалко и Лелюшенко. Основную атакующую колонну на его фронте обслуживала 2-я воздушная армия генерала Красовского — шесть авиационных корпусов и дивизия дальней авиации (всего 2150 самолетов). Но для Конева наибольшую важность представляла работа инженеров и саперов — именно они должны были помочь ему форсировать Нейссе. И Конев — нет сомнения — смотрел налево, где в сорока километрах к северу текла Шпрее. Она вела к германской столице, и пройти по долине этой реки было его мечтой.

Конев был полководцем иного, не похожего на Жукова склада. Он уже определенно знал последовательность своих действий. Его надежда покоилась на моторах, броне и орудиях танковых армий Рыбалко и Лелюшенко. Оба получили приказ маршала в своем рывке «забыть» о пехоте и смотреть только на спидометры и в танковое жалюзи — вперед и вперед, обходя пункты германского сопротивления, орудия, доты, бункеры. Скорость назовет победителя в этой самой страшной в мире гонке, к концу которой придут, увы, не все. И при этом нужно сказать, что никогда, начиная с августа 1941 года, советское командование не преуменьшало способностей и возможностей частей вермахта. В отношении потенциала германских войск царило порожденное унизительным опытом общее понимание — это страшный противник. Никаких иллюзий на этот счет. А наступающему втрое сложнее, он должен преодолеть врага будучи открытым и уязвимым. Немцы ошибок не прощали.

Стало почты традицией подавать соперничество двух самых выдающихся советских военачальников — маршалов Жукова и Конева — как соревнование «официоза» и «вольного стрелка», первого заместителя Верховного Главнокомандующего и человека боевого успеха, полагающегося только на себя. Это несправедливо. Жукова судьба бросила на дыбу — взять Берлин в лоб, преодолевая германские укрепления на германской земле, построенные специально, чтобы преградить путь наступающей на Берлин армии самыми искусными из действовавших в ту пору германских военачальников. Хейнрици был достойным противником, серьезным, хладнокровным и опытным. Конев был блистательным полководцем, но в данном случае ему досталась относительно несколько менее сложная задача. Коневу улыбнулась военная удача — немцы не ждали его обходного маневра, и танки 1-го Украинского фронта лихо готовились решить свою задачу. Не забудем и о страшном психологическом прессе: Жуков был обязан взять германскую столицу, а Конев — только в том случае, если ему повезет. Зная характер Сталина, можно удвоить гнет этого коэффициента.