Эдуард Перруа - Столетняя война

Прежде чем полностью сгинуть в этой буре, перебив друг друга в ходе все более ожесточенной борьбы, эта высшая аристократия создаст угрозу для существования самого механизма управления, а тем самым и для власти монарха. При последних Плантагенетах и при первых Ланкастерах старинные англо-нормандские институты власти еще развивались в направлении все большей специализации центральных органов и все более строгого контроля над служащими на местах. В центре теперь прочно утвердились три ведомства, главы которых сообща руководят в Совете политическими делами: Канцелярия, сохраняя административные функции, стала все более и более популярным судебным органом, потому что судила по справедливости, без узкого формализма, характерного для других судов; Палата Шахматной доски, напротив, мало-помалу утратила свои судебные полномочия, оставшись только Казначейством и Счетной палатой; наконец, Ведомство малой печати связывало между собой крупнейшие административные ведомства и Совет. Начиная с середины царствования Эдуарда III ведомство двора, отнюдь не намереваясь соперничать с главными государственными органами, помогало им в решении их задач и дополняло их деятельность. Гардероб, специализирующийся на организации военных походов, образовал «большой гардероб» — склад обмундирования, расположенный в лондонском Сити, и «частный гардероб» — арсенал оружия и боеприпасов, размещенный в Тауэре. При ведомстве двора, с тех пор как из него выделилось Ведомство малой печати, возник новый секретариат — бюро печатки [137] Англ. Signet Office (прим. пер.). , глава которого, со времен Ричарда II именуемый «секретарем», являлся самым приближенным советником короля, до такой степени важным, что в следующем веке Тюдоры возведут его в ранг «главного государственного секретаря» [138] В Англии существовало три службы королевской печати, которые развивались постепенно: Большая печать находилась на хранении у канцлера, и ею скреплялись все акты и бумаги короля. Но к XIII в. многочисленные обязанности канцлера потребовали его постоянного пребывания на одном месте, он более не мог следовать за королем во всех разъездах по стране. Тогда и появилась личная (или Малая) печать короля, которую за ним возил хранитель Малой печати. Малой печатью завизировались послания короля к канцлеру и королевские приказы. Однако к нач. XIV в. хранитель Малой печати, в свою очередь, стал важным должностным лицом и был вынужден вместе со своим ведомством — ведомством Малой печати — вместе с основными правительственными учреждениями постоянно находиться в столице или поблизости от нее. После этого для своих личных нужд король стал пользоваться «секретными» печатями, которыми он скреплял распоряжения завизировать акты в парламенте или наложить Большую печать на какой-либо документ. Из этих «секретных» печатей и выделилась печатка, которую хранил государственный секретарь (прим. ред.). , предшественника министров короны Нового времени. В лице Томаса Бекингтона, епископа Батского, Генрих VI имел чрезвычайно квалифицированного секретаря, хорошего администратора, сведущего политика и дипломата. В провинциях королевская власть создала, как и во Франции, много чиновничьих комиссий, выполняющих временные миссии, несущих ответственность непосредственно перед королем и более гибких, чем старинные местные органы, суды графств или шерифов: это комиссии асессоров и сборщиков налогов, следователей либо магистратов с поручением «заслушать и завершить» определенные дела, мировых судей и «пахарей» (laboureurs), использующих старинные законы для поддержания порядка и нормальной работы. Но с тех пор как политическая борьба вокруг трона слабого Генриха VI усилилась, создается впечатление, что весь этот механизм крутился вхолостую. Возможно, как некогда во Франции при власти принцев, доходы государства ушли на увеличение числа ведомств и слишком частые чистки? С уверенностью сказать этого нельзя. Сам объем административных архивов, сохраненных для нас английскими службами по сей день, делает их обработку делом небыстрым; эрудиты, обескураженные обширностью этой задачи, пока не сумели в достаточной мере описать для нас функционирование ланкастерской или Йоркской администрации. Некоторые признаки позволяют думать, что такое обилие контор, уполномоченных, судей и бюрократии так и не обеспечило ни исполнения королевской воли, ни получения достаточных доходов, ни удержания страны в повиновении. Палата Шахматной доски, скованная своими рутинными и обветшалыми методами, не имела никакой возможности добиться оплаты от нерадивых податных людей. Налоги поступали плохо, расходы контролировались недостаточно тщательно и недостаточно быстро, невозможно было ни спрогнозировать бюджет, ни подвести баланс. В судах тяжеловесная процедура до бесконечности затягивала процесс, замедляла вынесение приговора, который никто не мог привести в исполнение, если подсудимый не явился. «Мир короля» слишком часто оказывался не более чем пустым словом; все больше насилий, самоуправств, частных войн, колоритные или зловещие отголоски которых слышатся как в официальных грамотах о помиловании или outlawry [139] Объявлении вне закона, изгнании из общества (англ) (прим. пер.). , так и в корреспонденции Пастонов.

Однако можно ли сказать, что страна скатывалась к анархии, к безрассудствам, куда ее толкала воинственная аристократия? Не считая профессиональных военных, знатных вельмож, алчных мелких дворян и наемников из всех сословий, династическая борьба не интересовала никого. Городские коммуны хотели лишь сохранить свои богатства и заниматься коммерцией в условиях общественного порядка, сохраняемого компетентным правительством; они торговали с обоими лагерями, поскольку это им было всего выгоднее. В деревнях тоже вздыхали по утраченному спокойствию. Даже в советах суверенов легисты размышляли о правилах хорошего управления страной, превозносили монархию, расхваливали совершенство ее институтов, чье нормальное функционирование, временно прерванное, могло бы восстановиться, если бы на престол взошел более способный и энергичный король. Сэр Джон Фортескью, первоначально главный судья Королевской скамьи, а потом канцлер дома Ланкастеров, за которыми он последует в изгнание, прежде чем примкнуть к торжествующим йоркистам, в своих политических трактатах, написанных как по-латыни, так и по-английски, сумел соединить выводы из римского права и уроки истории с традиционными обычаями, описать достоинства хорошо устроенной монархии, которую ограничивает институт парламента, выражающий чаяния общества. Ни в трактате «De laudibus legum Angliae» [140] «О достохвальных законах Англии» (лат.). , ни в «The Governance of England» [141] «Управление Англией» (англ.). он не выражает желания ни менять обычную конституцию, ни модифицировать существующие законы. Но зрелище окружающих беспорядков вынуждает его желать улучшения способов управления и прежде всего — укрепления власти монарха: нужно дать королю возможность выбирать чиновников, помешать баронским родам увеличивать свое состояние путем браков между собой, прекратить отчуждения домена, вернуть в Совете все влияние профессиональным функционерам.