Франсуа Блюш - Ришелье

Сближение с Мадридом проходит в два этапа. 5 марта 1626 года заключен договор в Монзоне, который не устраивает Ришелье, но радует Берюля, Марильяка и королеву-мать и кладет конец франко-испанским спорам по поводу Вальтеллины. 20 апреля 1627 года, в то время как портятся франко-британские отношения, заключен франко-испанский договор с намерением помешать Англии. Ришелье, конечно, не ждет от него ничего особенного, разве что возможности сорвать соглашение Англии и Испании, которые вместе могли бы составить весьма сильную морскую коалицию — самую сильную в мире, далеко превосходящую Голландию, Данию и Францию.

Так или иначе, плотина построена. Ночная попытка ларошельцев разрушить ее (22–23 января) проваливается. Маркиз Спинола будет восторгаться этим сооружением во время недолгого визита испанской эскадры — равнодушной, надменной, грозной, приплывшей в конце января под фальшивым предлогом дружеского договора 1627 года. Дон Федерико Толедский, адмирал эскадры, воспользовавшись протокольной неясностью, встанет на якорь, чем сильно обеспокоит Людовика XIII, но нисколько не удивит его верного министра. Он никогда не рассчитывал на помощь своих соседей — даже католиков, — чтобы справиться с гугенотами Ла-Рошели.

Начиная с 10 февраля 1628 года Его Высокопреосвященство занимается осадой в одиночестве. До этого, когда он совмещал свои многочисленные основные обязанности (морскую стратегию в масштабах всего королевства, изнуряющий поиск ресурсов для финансирования операций, материально-техническое обеспечение войска в Ла-Рошели и работы по ее окружению на суше и море) с осторожным участием в верховном командовании, король никогда не вмешивался в дела своего министра. Теперь же — по крайней мере вплоть до мая-апреля, когда Людовик XIII вернется к войскам, — Ришелье становится полновластным хозяином, именуемым в королевском приказе «генерал-лейтенантом войск Пуату, Сентонжа, Они и Ангумуа». Это и ответственность за окружение Ла-Рошели, продолжающееся уже пять месяцев, и заботы по предотвращению склок между маршалами, а также распущенности младших офицеров и всего войска. Зато его больше ничто не сдерживает в желании побыстрее покончить с этими упрямыми бунтовщиками, некая харизма позволяет ему позабыть на время об отсутствии короля. Это счастье для него, так как дела здесь идут совсем непросто, о чем свидетельствует дуэль Ля Кутансьера. Те, кто помнит неправдоподобный эпизод с бастионом Сен-Жерве из «Трех мушкетеров», вскоре поймут, что Дюма ввел их в заблуждение.

3 марта 1628 года (то есть спустя два года после сурового эдикта, запрещавшего дуэли, или менее чем через год после казни Монморанси-Бутвиля) в «поединке» (Лилиан Крете) на полдороги между линиями французов и стенами осажденной стороны сходятся в гражданском платье два дворянина из лагерей противников, Шарль де Ла Мейлере и Жонас де Ля Кутансьер. Встреча проходит во время короткого перемирия: обе стороны затаив дыхание следят за поединком. Именно Ла Мейлере, племянник командора де Ла Порта, двоюродный брат Ришелье, комендант одного из фортов королевской армии, послал Кутансьеру вызов в письменной форме, переданный трубачом королевской кавалерии. Его противник, вызванный подобным образом — «призванный», как тогда говорили, — пуатевинский дворянин-протестант Жонас де Безе де Ля Кутансьер, служит в ла-рошельской армии. Как предписывает вызов, они прибывают верхом, в камзолах, каждый вооружен шпагой и парой пистолетов. Пока их не прервала стража, у них есть время обменяться пистолетными выстрелами: Ла Мейлере ранен; его противник триумфально возвращается в город под приветственные крики своих братьев по оружию. Кардинал вынужден исполнить свой долг. Если бы здесь был король, Ла Мейлере, возможно, поплатился бы за свой вызов жизнью; но, будучи кузеном всемогущего кардинала, он пощажен и изгнан из армии на три месяца.

Ришелье понимает, что мораль моряков и особенно солдат подорвана. Осада чересчур затянулась и проходит слишком спокойно. Множатся мелкие и крупные нарушения. Кардинал требует усилить дисциплину, заставляет следить за кабаками, вводит в девять часов вечера комендантский час, укрепляет ряды военных священников.

Если дело и сдвинулось, то потому, что ларошельцы не только страдают от жестоких ограничений — вскоре им придется есть крыс, мышей, слизняков, траву, — но и пользуются проникновением в крепость смельчаков, пробирающихся тайными наземными и морскими путями. Кардинал знает о фанатичном упрямстве ларошельцев. Он знает, что город сдастся, если только найдется средство туда проникнуть, либо с помощью мины, либо взорвав ворота; или же если последние оставшиеся в живых жители (а умерших к этому времени уже много) не смогут больше держать оружие.

Ночью 11 марта экспедиция, возглавляемая будущим маршалом Марильяком и лично кардиналом, подбирается к воротам Мобек, считающимся самыми уязвимыми. Но она терпит неудачу: так и не подошли подрывники, заблудившиеся в болотах. На следующий день Шомбер не может взять ларошельский форт Тасдон. Эти две попытки показывают главнокомандующему, что все отныне держится на завершении его знаменитой плотины и ее способности закрыть доступ англичанам — они могут вернуться — и самим ларошельцам. В рапорте, посланном королю 6 марта, главный министр сообщает о вражеской шлюпке, вышедшей из Ла-Рошели в «полной темноте» и «попутном ветре», обманув «охрану галер и шлюпок». Он сообщает также, что часть кораблей, использовавшихся, чтобы перекрыть канал, погрузилась в ил. Пришлось исправлять положение, удвоив их число «кораблями, плавающими поверх утонувших кораблей… Это будет верное средство, что ничто не проникнет с моря в Ла-Рошель». Впрочем, шторм, разрушивший творение инженера Таргона, не повредил простой и грубой плотине системы Метезо и Тирио. Вплоть до возвращения короля (17 апреля) Ришелье активно пользуется своим генеральским патентом. «Это был его первый опыт, — писал Вольтер, — он показал, что решительность и гений слиты в нем в одно; он также строго поддерживал дисциплину в войсках, как в свое время порядок в Париже, хотя и то, и другое было одинаково трудно». Когда возвращается Людовик XIII, кардинал-министр продолжает играть главенствующую роль в восстановившемся дуэте командования королевскими силами.

Тем не менее весной происходят два новых важных события. 30 апреля мэром осажденного города становится Жан Гитон, неукротимый ла-рошельский моряк, символ сопротивления любой ценой. С 11 по 19 мая английский флот под командованием лорда Денби, шурина герцога Бэкингема, нагруженный продовольствием для Ла-Рошели и не боящийся молодого французского флота, отказывается от попытки силой разрушить плотину, хотя и все еще незавершенную. «Английский генерал, встав на якорь, похоже, пришел только для того, чтобы стать праздным свидетелем осады Ла-Рошели» (Р. П. Арсер). Но разве могли бы так долго продержаться ларошельцы, не надейся они на обещанную английскую поддержку?