Наталия Ильина - Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

В 1934 г. прекрасный знаток истории и культуры скандинавских народов Е. А. Рыдзевская, указывая на принципиально важный факт, что в сагах Сказание о призвании варягов не отразилось, резюмировала: против его скандинавского происхождения, против его «оформления непосредственно на почве скандинавских преданий, говорит, между прочим, и то обстоятельство, что имена Рюрика, Синеуса и Трувора не образуют аллитерации, обычной для имен героев в древнескандинавских сказаниях». Отвергала Рыдзевская скандинавский элемент в памятнике и позже, опять же отмечая, что достаточно богатая северная литература «не содержит ни одного хотя бы отдаленного намека» на призвание варяжских князей[75].

В 1980-х - 1990-х гг. В.Я. Петрухин и Е. А. Мельникова справедливо подчеркивали, что текст Сказания не несет никаких следов, позволивших бы заподозрить в нем перевод. Оперируя лингвистическими данными и прямо называя имена Б. А. Рыбакова и Н. Н. Гринева, они констатировали, что «необоснованны и не соответствуют морфологии и синтаксису древнешведского языка попытки истолковать имена Синеус и Трувор как осмысленные летописцем в качестве личных имен древнешведские фразы «со своим домом и верной дружиной», подразумевающие восхождение легенды к прототипу на древнешведском языке» (слова hus и vaeringi, поясняет филолог Мельникова, «никогда не имели значение «род, родичи» и «дружина»), что летописец имел дело с памятником, изложенным на древнерусском языке, и что Сказание о призвании варягов «соотносится со сказаниями других народов о переселении части (обычно) трети племени во главе с тремя (или двумя) братьями в далекую страну»[76].

В-четвертых, С.Н. Азбелев в 1994 г. правомерно отметил, что интерпретации имен братьев Рюрика как «sine hus» и «thru varing» противостоит русский фольклор о князьях Синеусе и Труворе[77]. В-пятых, средневековые немецкие генеалогии, уходящие в древности южнобалтийских славян, и предания онемеченных потомков последних сообщают не только о Рюрике, потомке вендо-ободритских королей, но и о его братьях Синаусе (Сиваре) и Труворе, вместе с ним прибывших на Русь около 840 года[78]. Наконец, миф о легендарности братьев Рюрика, следовательно, миф о скандинавской основе Сказания о призвании варягов разрушает одно только свидетельство Пискаревского летописца, зафиксировавшего многовековую традицию, по крайней мере, с IX по XVI столетие включительно, бытования имени Синеус: в известии под 1586 г. об опале на князя А. И. Шуйского сказано, что «казнили гостей Нагая да Русина Синеуса с товарищи»[79].

В приведенном взгляде на Сказание о призвании варягов и на природу имен Синеуса и Трувора как в капле воды отражается отношение подавляющего большинства наших ученых к ПВЛ, пытающихся представить ее как памятник, якобы вобравший в себя сюжеты скандинавского эпоса (описание «Афетовой части» и пути «из варяг в греки», перечень «Афетова колена», Сказание о призвании варягов, известия о колесах кораблей Олега, его смерти, сожжении Ольгой Искоростеня и другие). Почин тому положили в 20-х - 40-х гг. XIX в. М.П. Погодин, Н.А.Полевой и О.И.Сенковский, горячо убеждавшие, что летописец значительную часть своего труда составил из саг, рассказанных ему шведами (вопрос, резонно заданный в таком случае С.А.Гедеоновым Погодину: «Но тогда значит Нестор понимал и читал по-шведски?» - был оставлен, разумеется, без ответа)[80].

Чтобы еще больше закрепить в историографии такой взгляд на древнейшую русскую летопись, ее составителям приписывают ошибки, которые затем исправляют в соответствующем духе (говорят, например, о «легендарности» древлянского князя Мала и объясняют его появление в ПВЛ неверным переводом обращенной к Ольге слов древлянских послов по-шведски «Giptas таф mund ok таф maeli», означающих «брак с обеспечением приданного и заключением торжественного договора», и что летописец принял слово «maeli» за имя собственное Mai; или упоминаемых в Киево-Печерском патерике варягов Африкана, Фрианда и Шимона выводят из шведских слов «frianda Simon Afrek^son»)[81].

Отрицание исторического бытия Синеуса и Трувора объясняется довольно просто, и оно связано с двумя фактами, противоречащими норманистским воззрениям. Так, А.Н. Кирпичников дополнительные доводы в пользу того, что «эпизод с двумя братьями вызывает сомнение в его достоверности и, возможно, основан на каком-то языковом недоразумении, порожденном не устной, а письменной традицией», видит в следующем: во-первых, поиски имен Синеус и Трувор «в древнескандинавской ономастике не привели к обнадеживающим результатам» (Н.Н. Гринев, надо заметить, сказал более точно: «имен Синеус и Трувор нет в Скандинавии»), во-вторых, «само присутствие скандинавов в Белоозерской округе, судя по археологическим находкам, не только в IX, но и в X в. прослеживается слабо», «а в Изборске не обнаружено характерного комплекса скандинавских изделий - поэтому вряд ли там появлялся знатный скандинав»[82].

Эти доводы, очень рельефно демонстрирующие тенденциозность исследователей, придерживающихся норманской теории, к науке не имеют никакого отношения, ибо метод подгона решения задачи под нужный кому-то ответ ей чужд. А объяснение русских древностей не может быть, конечно, ограничено какими-то рамками и априорными стереотипами, к сожалению, играющими для ученых роль путеводных нитей.

Более же широкий взгляд на них позволил историку А. Г. Кузьмину найти именам Синеус и Трувор (а также другим именам ПВЛ) «ясные и естественные параллели» в кельтских языках. Так, в последних встречается большое количество имен, восходящих к sini - «старший». Первоначальное кельтское звучание этого важного для эпохи образования государственности понятия - sinjos - практически совпадает с именем Синеус, который, вероятно, является уже славянским переосмыслением кельтического антропонима типа «Беллоуес», где второй компонент вариант от «гаст» в значении «господин». А имя Трувор сопоставимо с многочисленными производными от племени треверов (у современных кельтов существует имя Тревор), а в древнефранцузском языке имелось «прямо совпадающее с именем» слово trouveur, означавшее «поэт», «трубадур», «путешественник». «В кельтской традиции, - добавлял ученый, - много имен от «три», и «третий» по рождению обычно означал не просто порядковый номер, а лучшего из рода»[83].

Не принадлежит к скандинавскому миру и имя Рюрик. Еще С. А. Гедеонов указывал, что имя Hraerekr (Hrorekr), в котором видят имя Рюрик, шведам неизвестно. «Для шведского конунга имя Hraerekr, - акцентировал он внимание, - также странно и необычайно, как для русского князя имена Казимира и Прибислава; вследствие чего норманская школа должна... отказаться от шведского происхождения нашего Рюрика». В 1929 г. норманист Н.Т. Беляев не только подтвердил факт отсутствия этого имени у шведов, но вместе с тем указал, что оно необычно и в Дании.