Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

После разбора идейного содержания проповеди стригольников надо поставить вопрос о том, какое влияние оказала она на социально-политическую жизнь Новгорода. Думается, что это влияние было бо́льшим, чем обычно полагают. В год казни еретиков, в 1375 г., новгородский архиепископ Алексей, как говорит летопись, «по своей воли», оставил архиепископский пост и удалился в Воскресенский Деревяницкий монастырь. Мы уже могли не раз убедиться в том, что стандартной формуле новгородских летописцев о добровольном уходе с занимаемого поста высших представителей новгородской церкви не очень-то можно доверять. Так и в данном случае, удаление Алексея могло объясняться, помимо других причин, и тем, что широкое демократическое движение стригольников было направлено и против него. Неизвестно, что было раньше: казнь стригольников или уход архиепископа в монастырь. Но расстановка социальных сил в это время ясна. Алексея поддерживают бояре и представители господствующей церкви. Архимандрит Юрьевского монастыря Савва и ряд бояр во главе с Максимом Онисифоровичем поехали в Москву и прибегли к посредничеству митрополита, прося его утвердить Алексея в качестве архиепископа Новгорода. Из Москвы Алексею было привезено «благословение митрополице». После этого в Новгороде на Ярославове дворе состоялось вече, принявшее решение о возвращении Алексея на архиепископскую кафедру. В Деревяницкий монастырь было направлено специальное посольство, аристократическое по своему характеру (в его составе — великокняжеский наместник, посадник, тысяцкий, много бояр и «добрых муж»), с «челобитьем» к архиепископу возвратиться к управлению делами церкви. Посольство имело успех, «владыка прия челобитье» и был возведен «на свои архиепископьскыи степень». Летописец многое недоговаривает. Но чувствуется, что господствующий класс стремился мобилизовать свои силы, укрепить свои ряды, усилить и светскую и церковную власть перед лицом социальной опасности.

Цель укрепления позиций новгородских феодалов, светских и духовных, вероятно, преследовал и визит, совершенный в следующем, 1376 г. архиепископом Алексеем в Москву, к митрополиту. В 1380 г. тот же Алексей и ряд новгородских бояр и житьих людей еще раз побывали в Москве для переговоров и заключения политического союза с великим князем Дмитрием Ивановичем [2085] НПЛ, стр. 373, 374, 376. .

Но в Новгороде было неспокойно. В 1377 г. здесь произошли большие пожары, причем сгорел ряд церквей. Данных о намеренных поджогах у нас нет, но, возможно, они имели место. В связи с описанием Куликовской битвы новгородский летописец предается размышлениям о том, что нашествие Мамая на Русь явилось наказанием божьим за грехи, и в связи с этим приводит рассуждение о раздирающей общество розни: «се же бысть грех ради наших: въоружаются на них иноплеменьници, да быхом ся отступиле своих неправд, от братоненавидениа, и от сребролюбиа, и в неправды судящих, и от насилья…» [2086] Там же, стр. 377. Ясно, что за этой тирадой скрывается какая-то реальная картина обостренных классовых противоречий и политической борьбы.

После нашествия на Русь в 1382 г. Тохтамыша, когда наметилось ослабление политических связей отдельных русских княжеств с Москвой, замечается рост сепаратистских тенденций и среди новгородского боярства. Как указывалось в параграфе третьем настоящей главы, в Новгородской земле появляются литовские князья, получающие в кормление новгородские пригороды. Это обстоятельство вызывает протест со стороны пригородного посадского населения. В 1384 г. в Новгород явились «городцане» из Орехова и Корелы с жалобой на князя-кормленщика Патрикия Наримантовича. У последнего нашлись защитники среди населения Славенского конца. В Новгороде снова начались волнения. «И князь Патрикии подъя Славно и смути Новъгород». Очевидно, черные люди «славляне» при помощи Патрикия Наримантовича хотели свести свои счеты с тысяцким и некоторыми новгородскими боярами. Собрались два веча: одно на Ярославове дворе, другое — на Софийской стороне. Многие явились на вечевые собрания «в оружьи, аки на рать, и мост великыи переметаша». По Новгородской первой летописи, дело не дошло до сражения только потому, что новгородское правительство согласилось вывести князя Патрикия Наримантовича из Орехова и Корелы. Взамен этих городов ему были даны в кормление Старая Руса и Ладога. Несколько иначе (и, вероятно, более правильно) рисует события Новгородская четвертая летопись. Согласно ее версии, сражение произошло. Сторонники тысяцкого «биша грабежников и полупиша». Лишь после «усобной рати» и длительных переговоров состоялось вечевое решение (оформленное в специальной грамоте) о выводе Патрикия из одних городов и передаче ему других.

В то время было еще сильно среди горожан и влияние проповеди стригольников. В 1382 г. суздальский архиепископ Дионисий проехал через Новгород в Псков с грамотами патриарха Нила, в которых обличалась ересь стригольников. Новгородский летописец в связи с рассказом об этом не упускает случая осудить «злых человек, дияволом наущеных», деятельность которых мешает утверждению «правоверней вере истиннии крестияньстеи» [2087] НПЛ, стр. 379; ПСРЛ, т. IV, стр. 90–91. . Имеются в виду, конечно, стригольники.

Примерно, на те же размышления (о людской «злобе», вызывающей божью «казнь») наводят летописца пожары в Новгороде в 1384–1385 гг. [2088] НПЛ, стр. 380. И опять в покаянном тоне летописца слышится тревога по поводу того, что в Новгороде не прекращаются волнения народа, не утихает социальная рознь.

В 1385 г. в Новгороде была проведена важная судебная реформа, которая должна была содействовать укреплению позиций господствующего класса и в то же время смягчению (путем незначительных уступок черным людям) социальных противоречий. На вече в присутствии посадника, тысяцкого, бояр, житьих людей, черных людей было утверждено путем присяги («крестного целования») решение, согласно которому митрополит не должен был судить новгородцев в своей резиденции — Москве и производить периодический суд в Новгороде («человаша новгородци крест на том, не зватися к митрополиту на Москву на суд…»). Церковный суд, по вечевому решению 1385 г., должен был производиться новгородским архиепископом при участии представителей от новгородских светских феодалов (по два боярина и по два житьих человека от каждой из тяжущихся сторон). Одновременно были разработаны принципы организации двух гражданских судов (посадника и тысяцкого), на которых, так же как и на суде архиепископа, должны были присутствовать четыре боярина и четыре житьих человека (два со стороны истца и два со стороны ответчика) [2089] ПСРЛ, т. IV, стр. 91–92; т. XI, стр. 85–86. .