Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Нельзя сказать, что Воскресенская летопись обогатила наше представление о тяжелых для Руси результатах татарского нашествия 1408 г. каким-либо новым конкретным материалом, отсутствующим в летописях, ранее рассмотренных. Впечатление о страшном погроме, учиненном татаро-монгольскими войсками, получается в результате главным образом литературной обработки сухого и лаконичного материала Ермолинской летописи и других вышеуказанных сводов. При этом литературные приемы, к которым прибегает составитель, действуя на воображение читателя, художественные образы, которые он дает в тексте, довольно стандартны и повторяются в других памятниках книжной письменности. Поэтому картина разорения Руси, нарисованная в Воскресенской летописи, для истории интересна не с точки зрения отражения реальных деталей этого времени. Она представляет интерес, во-первых, потому, что раз составитель изучаемой повести использовал весь арсенал изобразительных средств (пусть трафаретных и лишенных непосредственности восприятия), чтобы воспроизвести жуткие последствия прихода Едигея в русские земли, значит в народном сознании этот приход надолго запечатлелся как событие, связанное со страшным бедствием для Руси. И таким оно было на самом деле. Очевидно, и литературный шаблон может стать средством познания реальной действительности. Во-вторых, текст Воскресенской летописи важен для нас, поскольку он позволяет судить об отношении книжников второй половины XV в. к татаро-монгольскому игу (уже накануне его падения) как к политическому злу.

В связи с этим необходимо отметить еще одну политическую тенденцию, которая имеется в Воскресенской летописи. Это представление о необходимости борьбы с татаро-монгольскими захватчиками как о деле общенационального значения. Воскресенская летопись подчеркивает, что от татарских набегов страдает все население, независимо от сословной принадлежности или от степени состоятельности. Нашествие Едигея причинило «напасти и убытки всем человеком… и болшим и меншим, и ближним и дал ним, и не бысть такова, иже бы без убытка был». Поэтому летопись старается доказать, что и на борьбу с Едигеем поднялся весь народ. Когда татарские войска осадили Москву, то там скопились «мнози бояре… и епископи, и весь священнический чин, и многое множество народа многочислено…»

То, что Воскресенская летопись заостряет внимание на общенациональном подъеме, имевшем место в 1408 г. и содействовавшем успешной обороне Москвы от татарских полчищ, является показателем политических настроений, господствующих среди передовой части феодалов второй половины XV в., настаивавших на активной политике в отношении Орды в целях освобождения Руси от татаро-монгольского ига. Нельзя назвать искажением исторической перспективы и освещение летописцем с точки зрения этих настроений событий освободительной борьбы 1408 г. Несомненно, и в это время в антиордынское движение втягивались разные категории населения. Но в то же время летописец, рисуя картину обороны Москвы в 1408 г., явно допускает известную социальную нивелировку и тем самым, сознательно или бессознательно, снижает роль, которую сыграли в защите города народные массы.

Наконец, следует остановиться на церковно-религиозной направленности повести о нашествии Едигея в том варианте, который помещен в Воскресенской летописи. Избавление Москвы от грозившей ей опасности со стороны Едигея объясняется здесь чудесным заступничеством за москвичей перед богом «новаго чюдотворца русскаго» — митрополита Петра. 20 декабря, когда Едигей отступил от Москвы, — это день празднования памяти Петра. Фигура «новаго чюдотворца русскаго» приобретает в повести известное символическое значение. Он еще при жизни «превозлюби град свой [Москву] паче всех град», здесь находится его гробница («в нем же и целбоносный гроб его бяше, имея честныя мощи его»), поэтому в 1408 г. молитва Петра спасла «люди и град от толикиа нужи и беды, належащаа на них».

Чуду защиты Москвы от ордынской опасности составитель повести об Едигее, включенной в Воскресенскую летопись, посвящает специальную концовку. Перед нами определенная политическая концепция, оценивающая с церковных позиций значение Москвы как средоточия шедшего объединения русских земель и пункта, возглавившего борьбу с татаро-монгольским игом. Политические успехи Москвы объясняются в повести тем, что она является церковным центром, местопребыванием русских митрополитов. Конечно, эта концепция играла известную положительную роль в деле идеологической пропаганды необходимости ликвидации раздробленности и свержения чужеземного владычества. Но объективно религиозно-церковная трактовка событий освободительной борьбы 1408 г. искажала характер участия в них «града» (Москвы) и «людий» (горожан — москвичей), ибо «град» рассматривался лишь как церковный центр, а «люди» как честные христиане., чудом избежавшие козней врага, а не как активные деятели оказанного ему сопротивления.

Думаю, что вопрос об общерусском значении Москвы выдвинут в Воскресенской летописи (а еще раньше в Московском своде) в противовес Симеоновской и Рогожской летописям, подчеркивавшим роль Владимира как политического и церковного средоточия Руси («в нем же и чюднаа великая православная съборная церкви пречистыа богоматере, еже есть похвала и слава по всей вселеннеи живущим Христианом, источник и корень нашего благочестиа…»). Об избавлении Москвы от татарского разорения во время нашествия Едигея в Симеоновской летописи и Рогожском летописце сказано довольно глухо («токмо един град богом храняше молитвами пречистыа его матери и животворивыа иконы ради и Петра архиепископа ради») [2166] ПСРЛ, т. XVIII, стр. 157, 158. . Московский свод и Воскресенская летопись, поднимая на щит Москву как национальный центр, тем самым выступали против проводившейся Симеоновской летописью и Рогожским летописцем концепции, согласно которой политическое единство Руси должно осуществиться в виде союза русских княжеств во главе с Владимиром. Основой политического объединения русских земель теперь объявлялось Московское княжество.

Повесть о нашествии Едигея, содержащаяся в Никоновской летописи [2167] ПСРЛ, т. XI, стр. 205–211. , представляет собой позднейшую литературную обработку текстов, содержащихся в более ранних летописных сводах. Эта переработка интересна уже в плане изучения политических отношений и идеологии XVI в.

Из всего вышеизложенного видно, насколько всколыхнуло общественную мысль нашествие Едигея и насколько оно содействовало дальнейшему развитию освободительной борьбы русского народа против ордынского ига.