Валентина Григорян - Царские судьбы

Возможно, из-за Линара, возможно, по другим причинам, но супруги по неделям не разговаривали друг с другом, и этим пользовались министры в своих интересах. Положение Брауншвейгской фамилии на российском престоле становилось ненадежным. В государстве назревал переворот… Правление матери императора, принятое поначалу сочувственно высшим обществом и народом, вскоре стало вызывать осуждение. Ведь в государстве опять главенствовали исключительно немцы: Остерман, Левенвольде, саксонский посланник Линар, пользующийся особым расположением регентши, и даже самая близкая фрейлина правительницы, немка Юлия Менгден, проявлявшая интерес к вопросам государственной политики. Поэтому грядущий заговор так и называли «заговором против немцев». Самой активной силой в нем были гвардейцы, среди них было и много простых солдат. А ведь гвардия представляла собой цвет дворянства и, начиная со смерти Петра Великого и вплоть до воцарения Екатерины II, по сути, ни одна смена на российском престоле не обходилась без вмешательства гвардейских полков.

Перессорившиеся немцы, стоявшие во главе России, уже не внушали симпатий и уважения. Да и сам новый император приходился лишь внуком царю Иоанну, а ведь была жива дочь самого Петра Великого, остававшаяся все время после смерти своего отца как бы в тени политической жизни. И поскольку государей тогда меняли «как сорочки» — поговаривали в народе, — решительно настроенные гвардейцы предпочли Елизавету Петровну. Она была доступна, приветлива, к ней относились с любовью…

Историками описывается характерный для того времени случай. Когда у племянницы бывшей императрицы родился сын, Елизавета, как это было заведено, захотела сделать подарок матери новорожденного. Она послала своих придворных в Гостиный двор купить вазу. Продавец, узнав, что ваза приобретается по велению Елизаветы, отказался взять деньги, хотя она, ваза, представляла большую ценность. Уже тогда все считали дочь Петра I предводительницей «русской партии» при дворе и желали, чтобы именно она восседала на троне. Елизавета не пряталась за дворцовыми стенами, как это делала правительница, дочь немца, а часто разъезжала верхом или в санях по улицам столицы, была проста в обращении с офицерами и солдатами, да и просто с жителями города. С уважением к ней относились и иностранцы. Поэтому и объединились вокруг нее все те, кто был недоволен «немецким засильем».

Елизавета появилась на свет перед Рождеством 1709 года как внебрачная дочь русского царя, который, хотя и был чрезвычайно обрадован известием о ее рождении, признал свое чадо лишь после женитьбы на Екатерине. Замуж младшая дочь Петра так и не вышла. Со своим возлюбленным женихом, Карлом Августом Голштинским, двоюродным братом мужа сестры Анны, она сошлась еще до свадьбы, которой, однако, так и не суждено было состояться. Бедный Карл Август скончался незадолго до бракосочетания. Чтобы подчеркнуть «вечный» траур по своему жениху, царевна носила обычно платье из белой тафты на темной подкладке. В дальнейшем Елизавета отказывала всем другим женихам — даже членам владетельных европейских домов, заявляя, что не желает связывать себя браком. А в поклонниках недостатка не было. В ее амурные сети попал даже ее племянник, император Петр II. А сейчас тридцатидвухлетняя красавица меняла одного кавалера за другим. Она могла флиртовать с любым, понравившимся ей, невзирая на его чин или происхождение.

Аристократия презирала ее как за незаконность рождения, так и за привязанности. Подругами царевны могли быть простые деревенские девушки, она каталась с ними на санях, угощала сладостями, участвовала в их плясках и песнях. Дом ее в Петербурге был открыт для гвардейских солдат, она делала им подарки, крестила их детей. «Ты кровь Петра Великого!» — говорили ей. — «Ты — искра Петра!»

Полагали, соответственно, что полузабытая высшим светом Елизавета не способна ни на какие заговоры и всякие мысли о власти оставила. Бирон, а затем Миних были к ней благосклонны. Ее отношения с правительницей Анной оставались любезными и даже дружественными. Но у Елизаветы нашлись друзья, которые во что бы то ни стало решили освободить Россию от «засилья немцев», как они заявляли. Но, как ни странно, это опять же были иностранцы: маркиз Лa Шетарди — французский посланник и Лесток — личный врач царевны Елизаветы. Последний был сыном французского лекаря, переселившегося в конце XVII века в Германию. В России он жил уже больше двадцати пяти лет и даже женился на одной из фрейлин Елизаветы. В заговоре, о котором уже поговаривали открыто, был также замешан немец Шварц — капитан пехотного полка. А самым активным заговорщиком был Грюнштайн, бывший маклер и ювелир из Дрездена, а в то время гвардейский солдат. Беспечность и апатичность регентши способствовали благополучному совершению переворота.

И вот гвардейцы присягнули Елизавете. Граф Левенвольде якобы успел предупредить регентшу об угрожавшей ей опасности, но мать малютки-императора, отличавшаяся особой доверчивостью к людям, сочла его безумцем и никаким доносам на цесаревну верить не хотела. Когда заговорщики вместе с Елизаветой вошли во дворец, Анна спала рядом со своим мужем. Один из гренадеров грубо разбудил несчастных. Заплакала крохотная сестренка младенца-царя, которую в суете уронили на пол. Маленького Иоанна Елизавета запретила беспокоить. Но он проснулся от шума, и, взяв его на руки, она растроганно сказала: «Бедный малютка! Виноваты одни твои родители». А между тем повсюду кричали «ура!» И под эти крики ребенок улыбался той, которая только что лишила его императорской короны.

Брауншвейгское семейство взяли под стражу. В ту же ночь были арестованы Миних, Остерман и Левенвольде. Под стражу были взяты их сторонники, а также те, кто считался приверженцем Пруссии — главным Образом, придворные и государственные сановники немецкого происхождения. Утром 25 ноября 1741 года был обнародован манифест о восшествии на престол императрицы Елизаветы. О незаконности прав Иоанна VI не было сказано ни слова. Более того, дочь Петра Великого всячески демонстрировала перед гвардейцами большую нежность к теперь уже бывшему императору.

Сначала свергнутого младенца с родителями хотели выслать за границу к родственникам и даже уже отправили в Ригу. Но попытка совершить контрпереворот в пользу Иоанна VI и многочисленные дворцовые интриги заставили императрицу Елизавету изменить это решение. А прусский король Фридрих II посоветовал русскому посланнику в Берлине сделать все, чтобы поселить брауншвейгское семейство в каком-нибудь отдаленном месте российских просторов, чтобы о них вообще позабыли. Хотя сразу же после переворота Фридрих и австрийская императрица Мария Терезия, родственники принца Антона Ульриха, обратились к Елизавете с просьбой отпустить его за пределы России, так как он никогда не претендовал на правление Российским государством, а был лишь Отцом ребенка, ставшего в угоду Анне Иоанновне номинальным царем. Елизавета согласилась разрешить Антону Ульриху выехать из России, но не пожелала отпустить его супругу и детей. Принц же, узнав о решении русской императрицы, отказался уехать один. И вот под охраной — брауншвейгское семейство отправляют сначала на восток, в сторону Рязани, а затем в Архангельск, чтобы переправить затем на Соловецкий остров на вечное поселение. Иоанна приказано было везти в отдельной коляске под именем Григорий. С родителями его разлучили навсегда. Однако на остров пленники не попали, помешал сильный шторм. В строжайшей тайне семью поселили в Холмогорах, селе, расположенном на берегу Северной Двины. Их разместили в добротном архиепископском доме, который срочно обнесли высоким забором. На площади примерно в 400 кв. м стояли еще два дома и церковь с башней, тут же был пруд и небольшой сад. Всякая связь с внешним миром была запрещена. Пища — самая простая, отношение солдат стражи — как к арестантам.