Валентина Григорян - Царские судьбы

Император ввел новое правило для служащих, профессоров и студентов — отныне они обязаны были носить форму, утвержденную свыше, а от чиновников, помимо этого, требовалось являться на службу гладко выбритыми. Нарушение этого указа считалось признаком вольнодумства. Военным также запрещалось носить бороду, допустимой вольностью были усы, да и то лишь черные — при отсутствии такого цвета усы необходимо было красить. Конечно, не все были в состоянии приобрести предписанную форму, да и зачем платить за нее из собственного кармана?… Стало распространяться взяточничество, участились случаи мошенничества и подделки документов. Да и такого повального воровства на Руси никогда еще не бывало.

Россию буквально разворовывали. И император это знал. Но остановить процесс не имел возможности даже он. Иногда Николай даже самолично выполнял роль ревизора какого-либо столичного учреждения. Бывало, налетит в казенную палату, напугает чиновников и уедет, дав всем почувствовать, что он знает не только об их делах, но и об их проделках. Во все губернии рассылались доверенные сановники для проведения ревизии. Вскрывались ужасающие подробности, ни одна касса никогда ранее не проверялась; все денежные отчеты были заведомо фальшивыми; некоторые чиновники пропадали без вести с большими суммами казенных денег. Для расследования составлялись многочисленные комиссии, разрабатывались проекты по совершенствованию государственной деятельности и преобразованию страны. Но, одобряя все хорошие предложения, государь, однако, редко решался их осуществлять.

Небывалое развитие при этом Романове получил бюрократизм. Чиновники опутали бумажной сетью всю страну, а взяточничество стало просто всеобщей болезнью. Однажды царю доложили, что обер-полицмейстер берет крупные взятки. «Да, — возразил на это государь, — но зато я сплю спокойно, зная, что он [9] Речь шла о Кокошкине. полицмейстер в Петербурге».

Не доверяя чиновничьему аппарату, Николай I значительно расширил функции собственной «Его Императорского Величества» канцелярии. Было создано совершенно новое ее отделение — знаменитое Третье, которое должно было руководить государственной полицией. Ведал этим отделением шеф жандармов немец Бенкендорф, верой и правдой служивший российскому государю в течение многих лет.

Александр Христофорович Бенкендорф был немецким аристократом. Его отец, Христофор Бенкендорф, занимал пост военного губернатора в Риге, мать, баронесса Шиллинг фон Канштадт, была подругой детства Марии Федоровны, супруги императора Павла. Александр Бенкендорф стал начальником русской полиции, стоящей вне закона и над законом, имеющей право вмешиваться во все дела. Сам он, пожалуй, не был злым человеком, но одно его имя навевало страх. Бенкендорф, а через пять лет верной службы, уже граф Бенкендорф, преданно служил своему господину, никогда не смел слова сказать в защиту преследуемого, даже если выяснялось, что преследовать-то этого человека не за что…

Еще один немец вершил судьбы подвластных императору Николаю людей — генерал Дубельт. Двадцать лет он возглавлял Тайную полицию, образованную еще при Александре I. При этих двух царских церберах в России возникла широкая сеть осведомителей. Невозможно было сказать что-либо в присутствии нескольких лиц, чтобы это не стало известно в полиции. Повсюду могли находиться шпики.

Ведущие места в управлении Россией занимали при Николае I опять же немцы. Министром финансов был Канкрин, сын специалиста по техническим наукам, приглашенного на работу в Петербург еще при Екатерине II. Егор Францевич Канкрин, как его звали в России, родился и получил образование в Германии и приехал в российскую столицу вслед за отцом, работая сначала его помощником. Александр I назначил Егора Канкрина инспектором немецких колоний в Петербургской губернии. Во время войны с французами ему было доверено снабжение всей русской армии. За честный и добросовестный труд Канкрину был присвоен титул графа, а с 1823 года в течение двадцати лет он управлял российскими финансами и славился своей исключительной порядочностью и принципиальностью.

Пост министра просвещения некоторое время занимал Карл Ливен, старший сын воспитательницы младших детей императора Павла Шарлотты Ливен, урожденной фон Гангребен.

Еще один немец по происхождению пользовался особым доверием императора Николая. Речь идет о графе Клейнмихеле, бывшем в начале своей службы генерал-адъютантом. После пожара Зимнего дворца в 1838 году ему был поручен надзор за восстановлением помещений. Его работа получила признание государя, и он занял пост сначала военного министра, а затем министра строительства дорог и общественных зданий. Ему же был доверен контроль за строительством нового Эрмитажа, которым руководил немецкий архитектор из Мюнхена Лео фон К ленце.

Любопытна следующая статистика: среди должностных лиц, занимающих высокие посты в России того времени, на дипломатической работе было 57 % немцев, в военном министерстве — 46 % и в министерстве связи и транспорта — 62 %. И это в условиях, когда выходцы из Германии по всей России составляли лишь 1 %. Имеются в виду не только русские подданные немецкого происхождения, но и люди, имеющие немецкое гражданство.

Много немцев было и вокруг растущей семьи Романовых, большинство членов которой проживало в России. Это и прислуга, которую они привозили с собой, и родственники, и друзья, игравшие определенную роль при дворе. Директором личной канцелярии Александры Федоровны был Гофман, чистокровный немец, полагающий, что вторым государственным языком в России должен стать немецкий. Кроме того, все медицинское обслуживание при дворе выполняли немцы-врачи. А по стране — из немногим более семи тысяч врачей почти треть были немцами.

Среди врачей прославился Фридрих Йозеф Гаас. В России его звали Федор Петрович. Сын аптекаря, он по приглашению русской княжеской семьи приехал в Россию из Мюнстерейфеля. Сначала он был лишь домашним врачом, но через некоторое время интересы его расширились, и он стал главным врачом крупной московской больницы. За работу среди преступников и ссыльных его прозвали «святым». Это был удивительно добрый человек и великолепный врач. Русская медицина ему обязана многим. Его имя помнят по сей день.

Имя еще одного немца николаевских времен широко известно в России и в наше время. Имеется в виду писатель, этнограф и лексиколог Владимир Даль. Его отец, врач по профессии, эмигрировал из Голштинии в Россию в конце царствования бабушки Николая I. Мать, тоже немка, была дочерью писательницы и переводчицы Фрейтаг. Владимиру как бы по наследству перешли способности его родителей. Объездив всю Россию, он стал жить в Петербурге и сначала работал врачом, как и отец. Потом Даль взялся за перо… Его «Толковый словарь живого великорусского языка» и сейчас является настольной книгой каждого образованного человека.