Франк Коллар - История отравлений

Византия враждебно относилась к экспансии западноевропейцев на Восток под предлогом крестовых походов. В то же время, по мнению людей с Запада, византийцы наследовали традиции подлых отравителей, которых клеймил еще Вергилий (страшусь данайцев [греков], даже дары приносящих – Энеида, II, 49). Считалось, что в Константинополе яд широко использовался во внутренних делах и употреблялся против крестоносцев. Он компенсировал несостоятельность в военном отношении; на Востоке добивались победы больше хитростью, чем силой. По словам Жиро из Камбрэ, византийцы применяли яд против людей с Запада, которым завидовали вследствие собственного упадка. Западные средневековые авторы не переставали клеймить византийскую malitia. Согласно историку-цистерцианцу XIII в. Обри де Труа-Фонтену, император Алексей Комнин, постоянно замышлявший какое-нибудь коварство и боявшийся нападения, якобы отравил благородного и доблестного Роберта Гвискара, развратив предварительно его жену и отравив источники. Сын Роберта Гвискара Боэмунд до такой степени страшился подлых злодеяний и отравления со стороны людей, присылаемых греками, что отказался принимать пищу, которую предоставлял ему византийский государь. Во время Третьего крестового похода конные или сидевшие в засаде лучники посылали в сторону солдат Господа дождь отравленных стрел. Около Адрианополя едва не стала жертвой ловушки армия императора Фридрихи Барбароссы. Жители оставили в распоряжении воинов бурдюки с отравленным вином. Провинции платили василевсу дань токсическими веществами, и это потрясающий знак того, насколько venerium интегрировался в византийскую систему управления. По всей видимости, токсины использовались для целей императорской охоты. Однако западные авторы вписали этот факт в историю взаимоотношений с крестоносцами, обличая вероломство византийцев. Противостоявшие коварству европейские воины ставились в число избранников Господа. Неуязвимость солдат, отведавших отравленного вина представлялась как чудо, которое хронист сравнивал с библейским эпизодом, когда вода была непригодной для египтян, но питьевой для евреев.

На Западе подобным методам вроде бы не Должны было находиться места. Однако это не так: они использовались довольно часто. В 1040 г. будущий король Англии Вильгельм Незаконнорожденный якобы именно с помощью яда избавился от угрозы для герцогства Нормандского, которая исходила от графа Бретонского Алена III. Следует, правда, признать, что обвинение носило весьма тенденциозный характер. В 1155 г. Фридрих Барбаросса применил противоположную схему.

Он якобы отравил источник, снабжавший водой состоявшую в союзе с Миланом крепость Тердону (Тортону), которую осаждал. Льстивый биограф Фридриха Отон из Фрайзинга не усмотрел в этом ничего плохого. Он заметил только, что город, так хорошо защищенный природой, следовало осаждать именно с помощью природных сил. Действительно, очевидно, что осада, предполагавшая тайные маневры: подкопы, обходы и т. п., когда техника брала верх над доблестью, – должна была бы легче допускать применение яда. Коварное мастерство в данном случае преобладало над рыцарской прямотой.

В «Кёльнских анналах» сохранилось свидетельство о борьбе между герцогом Саксонским и Баварским Генрихом Гордым и королем Конрадом III. Генрих победил королевские войска в битве при Кроненберге, однако в 1139 г. ему ловко поднесли яд, что свело на нет военное превосходство. Данный случай, подобно многим другим, хронист, отделенный от события большим промежутком времени, передавал с осторожностью. Возникла догадка, объяснявшая смерть герцога политическими причинами, и это свидетельствовало, кстати, о наличии в ту эпоху общественного «мнения». Сам король Конрад III умер в 1152 г. в Бамберге, и его смерть совершенно неосновательно приписали Рожеру II Сицилийскому, который якобы стремился помешать германскому государю вступить на территорию Италии. Получался своего рода превентивный акт, заменявший военную конфронтацию. И снова доверие к ссылке на применение яда повышалось итальянским контекстом. От юга Италии было совсем недалеко и до врагов христианской веры.

Историки, находившиеся на службе у Филиппа II Августа, отмечали, что энергичный воин Ричард Львиное Сердце договаривался с мусульманами. В 1191 г. короли Франции и Англии прибыли на Святую землю. Вскоре Филипп заболел, по всей видимости, военной потницей. У него выпадали ногти и волосы, шелушилась кожа. Французскому королю пришлось возвратиться домой. В глазах его приближенных болезнь государя выглядела как предательское отравление. Они считали, что Филиппа II «опоил» Ричард, вступивший в сговор с мусульманами. Для того чтобы уничтожить их сюзерена, которого он ненавидел, английский король не погнушался связью с презренной сектой ашашинов (ассасинов – курителей гашиша). Он рассчитывал убить своего французского соперника, «не прикасаясь к нему рукой», как говорилось в «Истории императора Ираклия», подчеркивая трусость того, кто убивает на расстоянии.

К 1242 г. относится попытка отравления Людовика IX. Вассал, загнавший себя в тупик, решил обратиться к яду, потому что победить силой оружия было невозможно. Подлость виновного, графа Гуго де Ла Марша, отказавшегося принести оммаж королю и решившего вступить в союз с Генрихом III Английским, подчеркивалась тем, что активную роль он предоставил жене. Она наняла двух презренных негодяев (что делало еще более очевидной низость преступления) и, пообещав им земли и рыцарство (знак того, как извращенно она понимала рыцарство), предложила отравить пищу короля. Преступников схватили на месте преступления, когда они подсыпали яд в Мясо на королевской кухне. Их ожидала виселица, графиню – разочарование и отчаяние. Впрочем, средневековые авторы охотно эксплуатировали данный эпизод не столько для того, чтобы дискредитировать графа, сколько для превознесения Людовика IX, процесс канонизации которого начался сразу же после его смерти. Гийом из Нанжи в «Житии святого Людовика» утверждал, что «наш Господь, который всегда защищает своих», уберегал короля и его братьев от отравления, а потом возвел монарха в ранг святых. Бессилие яда классическим образом доказывало святость жертвы.

Вместе с тем ссылки на отравление были призваны прежде всего дискредитировать политических противников. Обвинение подобного рода в адрес могущественного врага являлось сильным нематериальным оружием, поскольку порождало самые негативные ассоциации. Оно подразумевало бесчестье и полное уничтожение репутации обвиняемого. В 1066 г. Конан Бретонский обвинил Вильгельма Нормандского в том, что тот тридцать лет назад отравил его отца Алена III. Очевидная цель состояла в дискредитации соперника и стремлении оправдать свои собственные претензии на нормандское герцогство, которое Конан мечтал заполучить.