Франк Коллар - История отравлений

Герцога Филиппа беспрестанно травили ядом клеветы, но при этом ему угрожал и вполне реальный яд. Герцогиня Мэнская в 1718 г. заявляла, что на свой манер отомстит герцогу Орлеанскому. Относительно этой дамы, воспитанной «ведьмой» Ментенон и имевшей, следовательно, хорошую школу, также говорили, будто она отравила нескольких человек. Известны три планировавшиеся или осуществленные попытки покушения на Регента в 1719 г. Возможно, впрочем, что влиятельный в то время аббат Дюбуа умышленно распространял слухи, дабы заклеймить испанских врагов.

Версаль не владел монополией на употребление яда. Между европейскими дворами существовали родственные связи, все они были похожи и функционировали примерно одинаково. Сведения о соответствующих делах сохранились в мемуарах и письмах. В 1677 г. говорили о покушении на польского короля; ему подали к кофе сахар, смешанный с мышьяком. В 1675 г. умер герцог Пьемонта и Савойи, и подозрения падали на маркиза де Ливурна. По странному совпадению как раз в это время в Пьемонте находился химик Вананс, замешанный в «деле ядов» и в польском деле. Это дело, в котором менялись традиционные роли француза-жертвы и итальянца-отравителя, Людовик XIV стремился замять, поскольку оно грозило испортить отношения Парижа и Турина. В 1676 г. едва не погибла любовница нового герцога, дочь герцога де Люиня; противоядие ей дал сам герцог. «Она пользовалась милостями, располагала благоволением своего любовника, но внушала опасения министрам. Ее возвышение порождало их ненависть. Она была отравлена. Герцог Савойский дал ей редкое противоядие, которое, к счастью, соответствовало принятому яду», – не без удовольствия рассказывал Сен-Симон. В центре данного эпизода оказывалась фаворитка, которой, по общему мнению, не подобала политическая роль. Освободить монарха от такой вредоносной любви мог только яд.

Пары ядов витали и над испанским двором, тесно связанным с французским. В 1689 г. двадцатисемилетняя королева Мария-Луиза Орлеанская, племянница Людовика XIV, умерла от молока, шоколада или устриц. За четыре года до этого королеву обвиняли в покушении на мужа, последнего Габсбурга Карла II, дегенеративного и бесплодного, которому она не могла родить сына, что и вызывало стремление испанцев от нее избавиться. Ненависть к Марии-Луизе усиливало то, что она приняла при дворе пользовавшуюся дурной славой беглянку графиню де Суассон. Заболев, королева умоляла своего дядю прислать противоядие, однако его доставили спустя три дня после ее смерти. Вскрытие обнаружило повреждение внутренних органов умершей, что подтверждало версию отравления. Однако Людовик XIV продемонстрировал скептицизм или просто не хотел портить отношения с Испанией. Короче говоря, он не потребовал отчета от Мадрида. За лучшее сочли обвинить императорского посла Мансфельда, любовника графини де Суассон. По возвращении в Вену он курьезным образом получил награду в виде престижной должности.

Яд делал свое дело также и в Германской империи. В 1699 г. внезапно скончался курфюрст Баварский Иосиф-Фердинанд, что породило подозрения против графа Гонзела. О сомнительных действиях сообщал генеральный лейтенант полиции Парижа д'Аржансон: Гонзел якобы купил у аптекаря некую пасту, испытал ее на крысах, а затем отправился к курфюрсту.

В Европе не существовало места, где не пользовались ядом. Сен-Симон вспоминал смерть шведского короля Карла XI. Этот монарх, демонстрировавший озлобленное упрямство тирана наихудшего толка, умер в 1697 г. «от отравления после долгих и мучительных болей». Данный пример показывает, насколько живучей оставалась старая схема, согласно которой уделом тирана являлось отравление. Зато взгляд на яд как на естественное оружие тиранов в XVII–XVIII вв. встречался все реже. Пресловутые «отравления», приписанные французскому регенту, в большей степени связывали с его личными пороками, чем с его жаждой власти. Филиппа Орлеанского обвиняли также в инцесте, утверждали, что он занимался алхимией и магией.

Венецианские власти еще в XVII в. широко использовали яды для достижения своих целей и заказывали сочинения по токсикологии. Так, в 1643 г. в Вероне вышел трактат о ядах Франческо Пона. Венецианцы применяли свои коварные методы как против христианских правителей (в 1637 г. – императора, а в 1638 г. – Ришелье), так и против турецкого султана. Существует датированное августом 1654 г. подтверждение генерального представителя в Далмации, что он получил шкатулку с ядами, которые предназначались для пашей Боснии и Герцеговины. В депеше от 26 декабря 1670 г. говорилось, что, поскольку здоровье паши ухудшилось, наступило время действий. При таких обстоятельствах его внезапную смерть объяснили бы болезнью. В декабре 1683 г. венецианские власти готовили отравление алмазным порошком паши Албании Сулеймана; в 1686 г. некий миссионер предлагал свои услуги по подмешиванию яда в кофе этого вельможи. В официальной ноте, относящейся к декабрю 1755 г., Совет Десяти констатировал плохое хранение казенных отравляющих веществ, предписывал произвести их инвентаризацию и завести строгий порядок их расположения с обязательным указанием свойств и необходимых «дозировок» каждого токсина.

Итак, в XVII-начале XVIII в. яд, как средство решения политических проблем, оставался весьма актуален. Культура эпохи несла на себе отпечаток традиционных стереотипов и суеверий. А кроме того, живучести тайных методов борьбы способствовала сама система функционирования власти при дворах монархов. Династическая путаница, происки придворных, невежество врачей перевешивали доводы разума. На самом деле материальные яды использовались все реже, играли все меньшую роль в реальном изменении политических ситуаций. Однако их действие продолжали приписывать чуть ли не всем болезням представителей элиты, поскольку образ яда сохранял свое место в головах.

Употребление яда выглядит несовместимым с духом Просвещения и выросшей из него революции. Отравление было орудием тьмы и тирании, им пользовались обскурантисты, неспособные постичь естественный ход вещей. Разумеется, силы реакции по-прежнему могли прибегать к этому методу борьбы, выражавшему их презрение к противнику. Однако в эпоху просвещенного деспотизма политические нравы менялись, шлифовались в соответствии с требованиями времени. Не случайно прусскому королю Фридриху II принадлежал философско-политический трактат «Анти-Макиавелли», в котором взгляды итальянца подвергались критике с точки зрения морали. Революция сделала решительный выбор в пользу открытых демонстративных действий. Естественно, что яд стал использоваться реже, и такое положение сохранялось, по-видимому, вплоть до начала XIX в. Вольтер в статье «Отравление» Философского словаря утверждал, что преступления такого рода очень редки и что на этот счет существует множество выдумок, восходящих к древности. Неустанно боровшийся против расхожих суеверий и мифов, писатель вообще отрицал токсичность некоторых веществ. В Энциклопедии Дидро и д'Аламбера статья «Отравление» оказалась очень мала, но имелась более содержательная статья «Яд». В ней излагалась старая мысль о происхождении болезни от яда непонятной природы, однако критиковалось стремление медиков в любой язве усматривать действие яда. Отравление квалифицировалось как отвратительное преступление, причем речь шла в первую очередь о применении яда в частной жизни.