Сергей Утченко - Тайны политических убийств

— Диего, ты напрасно обижаешь тех, кто к тебе прекрасно относится.

— Не все! Я знаю! Улыбаются, а думают другое… Они приезжают, чтобы увозить чемоданы! А потом, правда никому никогда не нравилась. Я был сейчас в Москве и видел. То, что вами построено, — это совсем не то, что хотели иметь Ленин и Троцкий в результате Октябрьской революции. Я видел, как живут колхозники. Видел деревни под Москвой. Это под Москвой! А Троцкий — Сталин его обвинял как раз в обратном, — именно Троцкий был одним из инициаторов НЭПА, и только потому, что хотел сблизить крестьян с революцией. А партийные и госбюрократы? Восхищает лишь их упрямая, бычья вера в свою непогрешимость и правоту. А компартии Латинской Америки, партия Мексики? Что сделал Сталин с ними? Превратил в придаток своей воли. Он превратил истинный марксизм-ленинизм в мясорубку, из которой немногие выдавливают себе средства к существованию, а рабочему классу и крестьянству от этого абсолютным счетом ничего. В Мексике партии нет! Есть дельцы, группа мечтателей и вождь на зарплате. Ты можешь этого не знать, но все, кому надо, знают, на чьи деньги живет Дионисио Энсинас (тогдашний руководитель Мексиканской компартии). Он делал все, что нужно было Сталину. Я знаю, что говорю!

— Скажи, Диего, тебе очень трудно было уговорить генерала Карденаса предоставить убежище Троцкому?

— Нет! Политическая обстановка в Мексике тогда благоприятствовала приезду Троцкого. Президент Карденас подписал декрет о раздаче земли крестьянам. Земля была отобрана у крупных помещиков. Я знал, что готовился и другой, еще более важный декрет — о национализации американских и английских нефтяных компаний. Помещики, католики и крупные иностранные капиталисты были страшно нами недовольны. Но Карденас твердо опирался на поддержку крестьян и Конфедерации трудящихся. Тогда это были мощные силы.

— Насколько я знаю, у генерала Карденаса были трудности.

— Естественно, были! Карденас открыто заявил, что Мексика, давая убежище Троцкому, проявляет революционную солидарность.

— Но Карденас не только предоставил убежище, он еще объявил Троцкого гостем правительства. Недруги Карденаса сразу и завопили, что президент проводит национализацию нефтяных компаний под влиянием Троцкого.

— Враги-то завопили, но это чепуха! Опаснее было другое. Конфедерация трудящихся и компартия, которые прежде поддерживали Карденаса, теперь заявили, что не согласны с ним и будут бороться против его решения до тех пор, пока вождь авангарда контрреволюции не будет изгнан из страны. Карденас через меня просил Троцкого не принимать участия во внутренних делах Мексики…

После того как Троцкий поселился в Мексике, компартия и Конфедерация трудящихся, равно как и отдельные группы просталински настроенных интеллигентов, почти тут же развязали против него кампанию в прессе. Президент Карденас вынужден был установить постоянную полицейскую охрану дома снаружи.

Однако беда подкрадывалась изнутри. И виновницей была жена Риверы — Фрида Кало. И она тихо — иначе быть не могло, потому как узнай об этом Диего Ривера, он тут же бы ее убил — влюбилась в легендарного Льва Давыдовича Троцкого. Не устоял перед двадцативосьмилетней красавицей и бывший грозный красный, комиссар, организатор армии рабочих и крестьян.

Наталья Ивановна Седова оказалась первой, кто испытал боль и тяжесть возникшей ситуации.

Троцкий уехал в отдаленную асьенду штата Идальго, чтобы дистанция и время стали врачом и лекарством в его отношениях с женой.

Оказавшись в асьенде один, Троцкий начал вести дневник («только для нас») и каждый день отправлял жене по письму, которое начинал утром, вторую часть писал после обеда и третью — перед сном.

Вот несколько отрывков из этих писем. 12 июля 1937 года: «Живу воспоминаниями бурных дней, страданий, которыми были оба охвачены… Я понял — сообщение Фриды есть измышление… Наталочка, твое письмо мне принесло радость, нежность (как я тебя люблю, Ната, моя единственная, моя вечная, моя верная, моя любовь и моя жертва!..), но также и слезы, слезы сострадания, раскаяния и печали».

Ответы жены были сдержанными, а муж продолжал писать. 20 июля: «Наталочка, мои сомнения овладели тобой. Не следует теперь сомневаться! Ты поправишься! Ты вернешь свои силы! Ты помолодеешь. Ты пишешь: «Каждый человек в глубине своей страшно одинок». Эта фраза разрывает мое сердце, она для меня источник страдания. Хочу вырвать тебя из твоего одиночества, слиться с тобой в бесконечности, растворить тебя в себе полностью со всеми твоими мыслями и чувствами самыми секретными… Моя бедная и давняя подруга! Моя дорогая, моя вечно любимая! Но для тебя никогда не было одиночества, нет и нет его сейчас. Мы живем один для другого!..

Поправляйся, и тогда поставим точку, все выдержим! Ната, Ната! Люблю. Твой Л.».

Однако наконец увидев, что признания в любви не приводят к желаемому результату, Лев Давыдович, оказавшийся и в этих делах опытным человеком, перешел к атакам. Конечно же, считая, что нападение — лучшая форма защиты. Он припомнил давние грешки Натальи Ивановны: случай, когда она в 1919 году в Москве возглавляла Отдел музеев и флиртовала с одним из своих подчиненных.

К сентябрю семейный конфликт был исчерпан. Троцкий занялся работой, а Диего Ривера пока ничего не подозревал, хотя Фрида ходила как в воду спущенная, постоянно стремилась куда-нибудь уехать писать свои картины.

Трещина в отношениях Риверы и Троцкого образовалась внезапно. И Троцкий не знал истинной причины. Ривера почти совсем перестал посещать Синий дом, и когда один из секретарей Троцкого спросил — почему, Ривера ответил: «Вы знаете, я ведь немного анархист!»

— Диего, а в чем состояла причина вашего разрыва с Троцким? — В ту субботу я до конца не понимал, в какое неловкое положение ставлю моего собеседника.

Однако ответ Риверы был лаконичен и логикой своей не вызвал сомнений:

— Он любил командовать, решать за других! А ты знаешь, я тоже это люблю.

— Да, конечно. А теперь, Диего, мне бы хотелось услышать о том, как же удалось Рамону Меркадеру совершить убийство Троцкого.

— Нас ждет накрытый стол. Мексиканская кухня! Все блюда с чиле — самым острым перцем Америки.

И Диего Ривера, возможно, в десятый раз за время нашего знакомства поведал о том, что сила потенции мексиканского мужчины… происходит от чиле.

Я улыбаюсь и согласно киваю, но это не убеждает Риверу.

— Гватемальцы, сальвадорцы, панамцы, колумбийцы, перуанцы… Разве их можно сравнить с нами? А все — чиле!

Жена художника Эмма просит мужа перестать говорить глупости и приглашает нас спуститься вниз, в столовую, а Диего обещает:

— После кофе с ликером узнаешь о Джексоне-Морнаре-Меркадере.