Сергей Утченко - Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е

version="1.0" encoding="utf-8"?> sci_history child_education Сергей Львович Утченко Марк Наумович Ботвинник Дмитрий Павлович Каллистов Соломон Яковлевич Лурье Александра Александровна Нейхардт Борис Павлович Селецкий Ирина Александровна Шишова Елена Михайловна Штаерман О. Н. Юлкина Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е

Книга состоит из небольших рассказов, посвященных наиболее важным социально-экономическим и общественно политическим событиям древней Греции, и предназначена для внеклассного чтения учащихся VI классов.

Горшечник Эвалк работал в большой общественной мастерской в одном из селений Пилосской области. Сейчас он стоял у ворот мастерской в был очень удивлен, увидев, как кузнец Никифор вышел из дома сельского старосты и, не заходя домой, злой и раздраженный, направился по дороге в Метану, где находился дворец их басилея — правителя. Эвалку также надо было идти в Метану, куда его призывали в войско, но ему не хотелось идти одному, и он искал попутчика. Поэтому он громко окликнул Никифора: «Стой, Никифор! Пойдем вместе!» «Ладно! Только поскорее», — проворчал Никифор.

Никифор шел молча, опустив глаза и свирепо ударяя посохом по земле. Он не зашел даже домой, чтобы переодеться: смуглое, мускулистое тело было прикрыто только короткой пестрой юбкой; голова была непокрыта. Никифору было уже шестьдесят лет, но он выглядел сильным и бодрым. Он так был погружен в свои думы, что не замечал крутых подъемов и спусков трудной гористой тропинки и не замедлял шага. Эвалк молча следовал за раздраженным Никифором.

Примерно через час на горном перекрестке к ним присоединилось еще двое: крестьянин Ге́ктор, арендатор «земли народа», и дифтерофор (письмоносец) Орке́й. Дифтерофор шел рядом с ослом, нагруженным дифтерами, правительственными распоряжениями. Они не были написаны на бумаге и не были вложены в конверты: их написали на продолговатых глиняных табличках, имевших форму пальмового листа. Они были аккуратно уложены в деревянный ящик. Таких табличек было много; ослу приходилось тащить большой груз, и он шагал тяжело и медленно.

— Что ты такой унылый? — спросил у Никифора дифтерофор Оркей; он хорошо знал Никифора, так как не раз приносил в его селение дифтеры.

— По небрежности богов и воронов. По старому обычаю, меня следовало бы убить, как только я дожил до шестидесяти лет, и воронам надо было уже давно расклевать мое тело. Но и боги и вороны забыли обо мне, и вот мне приходится жить, хотя куда лучше было бы умереть.

— Кому-кому, а уж не тебе бы жаловаться на жизнь, — возразил горшечник Эвалк. — Много ли найдется людей в нашем селении которые живут так счастливо, как ты? Ты имеешь собственный участок земли, да еще тебе дают в аренду недурной кусочек «земли народа» — всего ты имеешь 60 мер, а я должен быть доволен десятью мерами земли. Но я не ропщу. А как живут наши соседи! Мой сосед Энато имеет крохотный участок земли в одну меру, полученный им от народа, — на нем только немного овощей можно посадить. Да разве только в земле дело! Ты — кузнец, а это самая прибыльная профессия; вдобавок ты получаешь медь из казны, работаешь дома, сколько хочешь, — только сдаешь басилею готовые изделия. А если у тебя с басилеем хорошие отношения и ты ему подаришь что-нибудь, то он запишет, что ты сдал больше, чем в действительности. За сданные изделия ты получаешь из казны пшеницу, ячмень, фиги, масло, — и все это сверх того, что дает тебе твоя земля. У тебя остается еще достаточно времени после выполнения казенных заказов — ты работаешь для соседей, они тоже неплохо платят. Ты имеешь трех рабов; на одного из них, работающего в твоей кузнице, ты получаешь продовольствие от государства. А вот я должен с утра до вечера работать в казенной мастерской под присмотром надзирателя. Податей и налогов ты платишь меньше, чем я, потому что ты — кузнец и работаешь для войска, ты освобожден от поставок льна. От многих повинностей ты освобожден как исконный житель нашего селения — твои предки жили здесь с древнейших времен. Я же должен платить еще особые налоги, так как мои предки были переселенцами. А тут еще неурожай, и я не смог уплатить налога зерном. Пришел надсмотрщик, составил протокол и наложил запрещение на мою землю. Не тебе, а мне нужно жаловаться на жизнь.

— А как ты живешь с женой, с детьми? — спросил его Никифор.

— Слава богам, в этом-то я счастлив, — отвечал Эвалк. — И жена моя хорошая женщина, и из детей, надеюсь, выйдет толк, старшие уже работают, и работают хорошо. Но почему ты меня об этом спрашиваешь?

— А твою жену и детей не берут на общественные работы? Не заставляют идти в прислуги к знатным людям?

— Что ты говоришь! Мы свободные люди; кто же посмеет превратить нас в рабов?

— Вот видишь! А как бы ты себя почувствовал, если бы у тебя отобрали жену или детей?

— Я бы не перенес этого! Неужели с тобой могло случиться что-нибудь подобное?

— Разве ты не знаешь? В этом-то мое несчастье: в дни моей юности северные люди — фессалийцы — совершили на нашу страну набег. Они всегда нападают целым родом: за мужчинами следуют повозки с женщинами и детьми. На нас обрушился поток этих людей. Нам удалось победить их: мужчин мы перебили, а женщин взяли в плен и превратили в рабынь. Конечно, большая часть рабынь досталась знати; но одна пленница от горя исцарапала себе лицо, глаза у нее вспухли от слез, и она лежала в обмороке. Никто из знати не хотел взять ее, и она досталась мне. Она оказалась красивой, доброй и умной женщиной; она говорила на языке, очень похожем на наш, ахейский. Я не был еще женат; я полюбил ее и, вместо того чтобы искать себе жену в нашей деревне, я взял ее в жены. Но наши законы не признают таких браков, и у сельского старосты она числится моей рабыней. Мы прожили с женой долгую жизнь, у нас родилась единственная дочь, умная и красивая. Мы с женой живем только для нее. А ты знаешь, есть такой закон: «девушки, рожденные от брака свободного с рабыней или раба со свободной, должны стать рабынями высших сановников». И вот на днях дифтерофор приносит старосте нашего селения дифтеру от правителя. Там сказано, что от нашего села должны быть отправлены в Метапу, а оттуда в Пилос три рабыни, в том числе моя дочь. Я пошел к старосте. Он только развел руками.