Георгий Сидоров - Сияние Вышних Богов и крамешники

— О том, что Земля является кладбищем многих космических рас, я неплохо знаю от одного высокопосвящённого.

— То, что ты об этом знаешь, мне известно, — улыбнулся старик. — Я хочу вот на что обратить твоё внимание. Дегенеративный процесс, и с механизмом которого мы разобрались выше, запущен на Земле всего 3 тысячи лет назад, но последствия его уже видны, причём серьёзные. Ты многого не знаешь, но я тебе скажу. Он, этот процесс, касается только белой расы. Понимаешь, почему?

— Понимаю, — кивнул я. — На эту тему мне тоже многое рассказали.

— Хорошо, что понимаешь. Так вот, других земных рас он почти не коснулся. Сознание же людей нашей расы, сероглазых и русоволосых потомков белых богов, заметно изменилось. За мизерный срок! С момента возникновения первых мировых религий… За каких-то три тысячи лет, а то и того меньше, черепа нордической расы по своему объёму стали меньше черепа ориньяка — нашего прямого предка, на двести, а то и больше кубических сантиметров. Мало этого, количество белого вещества в черепах людей нордической расы, неважно где, в Европе или в России, вытесняя серое вещество, неуклонно растёт. В основном это прослеживается у жителей мегаполисов. Если такое происходит с уменьшением объёма черепа, то можешь себе представить, что нас ждёт в будущем? У неандертальцев объём черепа тоже уменьшался, но не с такой скоростью. О чём это говорит, как ты думаешь? — пристально посмотрел мне в глаза хранитель.

— Не знаю, — пожал я плечами.

— А я тебе скажу. У предков неандертальцев процесс дегенерации шёл спонтанно. Он зависел только от природных условий. Для нас же этот процесс искусственно организован. И поддерживается на протяжении последних сотен лет на очень высоком уровне. Что это за процесс, кем и как он был запущен, мы разберём завтра, а сейчас, давай «на боковую». Ты не хочешь перед сном ещё раз услышать голос сполохов? — посмотрел на меня, улыбнувшись глазами старик.

— Конечно, хочу, — оживился я.

— Тогда пойдём вместе послушаем, — накинул на себя оленью шубу хозяин.

Через минуту мы, оба одетые, стояли перед избушкой и, задрав головы, заворожено смотрели на переливающиеся то зелёным, то оранжевым светом гирлянды. И опять где-то внутри меня раздался бас космической беспредельности.

Голос небесного огня звучал во мне, когда я, погасив керосинку, забрался в постель и накрылся с головой оленьим одеялом. Печь давно прогорела, но от неё шло тепло, которое как я знал, будет держаться до самого утра. Благодаря ей, традиционной русской печи, лиственничная избушка старика способна выдержать любой мороз. Несмотря на поздний час спать не хотелось. Я ещё раз припомнил весь разговор с отшельником и его странность красками изображать голоса окружающих предметов. Лекцию о том, как когда-то проходил процесс дебилизации у гипотетических предков архантропов, казалось бы, две совершенно несвязанные темы беседы, но я чувствовал, что старик мне говорил об одном и том же. Только с разных сторон.

«Вот он, дедушка, твой второй «кирпич» моего понимания вопроса. Тут он, пожалуй, не один, их здесь несколько. Что же ты намерен поведать мне завтра? Из твоего рассказа до меня дошла только внешняя сторона процесса. Да и то не совсем. Но у него есть ещё и внутренняя сторона. Она для меня самая важная».

С этими мыслями я незаметно для себя погрузился в сон.

Разбудил меня свет лампы и спустившийся со своей лежанки на печи дед Чердынцев. Старик, стоя у стола острым охотничьим ножом состругивал с промороженной лосиной лопатки длинные ломтики свежего мяса. Было видно, что дедушка торопится до моего пробуждения приготовить нехитрый сибирский завтрак.

— Доброе утро, — приветствовал я его со своей постели.

— Проснулся, тогда подымайся и займись печью, — улыбнулся мне хозяин.

Через несколько минут, когда в печи затрещали сухие лиственничные поленья, и мы сели за стол, дед Чердынцев сказал:

— Позавтракаем и за дело. Я тебе ещё кое-что должен рассказать, а сейчас давай не стесняйся.

С этими словами он смешал соль с чёрным перцем и показал на горку нарезанного длинной стружкой замороженного лосинного мяса.

— Сначала строганина, а потом крепкий настой горячей чаги. Она в самоваре уже подоспела.

И старик кивнул на стоящий рядом с печью самовар. Тут только до меня дошло, что дедушка развёл в самоваре огонь, когда я ещё видел сладкие сны.

— Ты, оказывается, давно поднялся? — посмотрел я на старика.

— Пару часов назад, как и положено хозяину. Такова наша сибирская традиция, да и русская тоже. Давай не стесняйся, лучше свежей строганины, ничего нет!

— Это я знаю. Только никто нас с тобой не поймёт. Сидят за столом два нехристя, поборники древней орианской ведической традиции и трескают за обе щёки свежемороженое мясо.

— Это кого ты имеешь в виду? — усмехнулся дед, доставая из чашки очередной кусок сохатины. — Вегетарианцев или сыроедов?

— И тех, и других, но я не их имел в виду.

— А кого же?

— Наших неоязычников. Они тоже считают, что мясная пища — брак.

— Правильно, брак, если мясо варить или жарить. А если томить в русской печи или как мы сейчас… Это уже другое дело.

— Да я не об этом.

— А о чём же тогда?

Было видно, что дедушка намеренно прикинулся «непонимахой» и до него никак не доходит, о чём я хочу ему сказать.

— Видишь ли, мы сейчас в их глазах выглядим самыми настоящими полузверями, мерзкими хищниками. Мало того, что лопаем мясо, мы его трескаем сырым! Они, наши продвинутые ведические русские, называют таких, как мы, трупоедами. Я не хочу сказать, что все, но подобных среди них — уйма.

— А что же тогда они едят? — положил назад свой кусок строганины дедуля.

Вид у него был явно растерянный.

— Различные овощи, фрукты… Любят бобовые. Например, котлеты и пельмени они делают из сои.

— Наверняка обожают бананы, киви, инжир? — в глазах старика светилась усмешка.

— Обожают! — согласился я.

— Так в чём же дело? Подавай на стол бананы! Я не против. И киви побольше. А строганину пусть собаки едят!

И старик, поднявшись из-за стола, расхохотался.

— Твоих бы вегетарианцев сюда, ненадолго, на год, не больше. Чем бы они здесь питались? В наших горах почти нет почвы. Лето — короткое и холодное. Трава и та не растёт. Хорошо тут только лиственнице и лишайникам.

Вообще-то, лишайник вполне съедобен. Представь, ходят твои вегетарианцы и сыроеды по нашим горам и обгладывают камни. Сдирают с них зубами исландский мох. А зимой, подобно оленям, добывают лишайники из-под снега. На морозе в пятьдесят градусов. Зато они не трупоеды. А пожиратели — живоглоты. Потому что лишайник живой, а они его едят. Впрочем, как и все другие растения, которые произрастают на юге.