Вернер Альбринг - Городомля: Немецкие исследователи ракет в России

Южнее Городомли, на берегу Селигера находится областной центр Осташков. Ежедневно от пристани Осташкова, испуская плотные облака темного пара, курсирует к острову и обратно маленький пароход. Зимой суровые и продолжительные морозы покрывают озеро мощным панцирем льда. Когда выпадает снег, по ледяной дороге между островом и Осташковом начинают ездить грузовики. Они оставляют в снегу глубокие следы, потом превращающиеся в широкую проезжую дорогу.

На маленьком объекте, снятом спутником, можно было бы увидеть и другие детали. Летом — детей, играющих в цветущих садах между домами. За домами сараи, в которых сложены дрова на предстоящую зиму. В вечернее время тут и там мужчины и женщины пилят большой пилой длинные стволы деревьев, а затем колют их на поленья.

Летом на заросшем камышом южном пляже с белым песком купаются. На краю деревни расположены теннисные корты. Игроки одеты в безукоризненно белое. Вокруг красно-коричневого игрового поля с белой маркировочной линией на скамейках сидят многочисленные зрители.

Или опять воспоминание, касающееся зимы. Деревня покрыта глубоким снегом, жители, в валенках, закутанные в ватные куртки, идут по узкой тропинке. За деревней лыжня, она ведет к расчищенному от леса и гладко утрамбованному склону. По крутым лесным просекам лыжники скользят к озеру. В деревне дети лепят снеговиков. В ранние сумерки последних декабрьских дней во многих окнах мерцает теплый свет свечей рождественных елок.

Человек, бегло взглянувший на все это на сделанной спутником фотографии, сделал бы вывод, что это обычная, очень маленькая деревня. Однако при более тщательном рассмотрении снимка можно было бы увидеть, что весь остров обнесен колючей проволокой, а вдоль забора расположены вооруженные патрульные посты.

Но тогда, в первое десятилетие после Второй Мировой войны, не было искусственных спутников, с которых можно было бы сфотографировать остров. Тогда, чтобы сохранить в тайне содержание работы, было достаточно простого ограждения и огромного расстояния, отделяющего остров от населенной местности. Почтовая связь с далекой родиной была. Но вся корреспонденция подвергалась строгой цензуре. Проходило много времени, прежде чем письма и посылки доходили до адресатов. Это длилось дольше, чем, если бы весь этот груз ехал бы в почтовой карете, запряженной лошадьми, как в начале прошлого столетия.

В подозрительно настроенных западных странах верили, что по личному составу группы специалистов можно сделать вывод о содержании их работы. Всегда готовые пофантазировать журналисты спекулировали на этом. Так, газета г. Мангейма «Утро» переписала 19 июля 1946 г. статью из одной Нью-Йоркской газеты. Там можно было прочесть, что с 1946 г. немецкие специалисты работают в Осташкове на озере Селигер над разработкой новой, очень большой и мощной ракеты.

О настоящем месте нашей работы не знал никто. Немецким специалистам не разрешалось упоминать о Городомле, в обратном адресе стояло только: г. Осташков, почтовое отделение № 1.

Когда в 1957 г. первый советский спутник облетел землю, в западных странах появилась масса газетных и журнальных статей, в которых отмечалась связь между запуском спутника и работой немецких специалистов на острове. Но многое было чисто спекулятивным. Именно тогда во мне пробудилось стремление рассказать о моих собственных впечатлениях. Моя рукопись может быть своего рода архивным материалом, документальным свидетельством об обстоятельствах работы и нескольких лет жизни изолированной от внешнего мира группы немецких специалистов.

Я думаю, что и вопросы научно-технического взаимодействия, и многие наши личные переживания представляют собой богатый опыт, который нуждается в том, чтобы быть зафиксированным и не забытым. Я буду стараться насколько это, возможно, быть объективным. Но человек с его заботами и горестями, радостями и успехами, с неудачами и нуждами не может описывать и регистрировать все словно калиброванный измерительный прибор. И все прожитое за шесть лет, сжатое до объема рукописи, могло бы заполнить много десятков книг. Уже в ограничении рассказа и сведении его к одной, кажущейся мне основной, линии, есть много субъективного. Я хотел бы больше поговорить о научно-технической работе. Но сегодня еще нельзя подробно писать о специальных знаниях в художественной книге. Поэтому я прошу не пугаться моего уведомления о намерении написать, о некоторых технических подробностях. Читателю понадобятся технические знания только в той мере, в которой, скажем, нужна специальная музыкальная подготовка для чтения о музыке в произведениях художественной литературы.

Томас Манн очень подробно писал о теории музыки в романе «Доктор Фаустус». Но каждый профессиональный писатель надеется, что читатели оценят его книгу в первую очередь как художественное произведение, а не как учебное пособие по узкой специальности. Я не являюсь писателем-профессионалом, но я очень надеюсь, что мой читатель будет снисходительным к моим неопытным усилиям. Я обещаю, что эта книга не будет учебником по ракетостроению или аэродинамике летательных аппаратов. Я также обещаю избегать всякой технической лексики, которую понимают только инженеры, а также слов специального языка математиков и физиков; я буду выбирать все свои термины из обычного разговорного языка.

Мы редко даем себе отчет в том, какая громадная часть наших прошлых переживаний будет забыта со временем. Это несовершенство памяти проявляется и при повторном чтении книги, если с предыдущего обращения к ней прошло несколько лет. Нечто подобное случалось со мной при втором просмотре фильма или спектакля, при повторном прослушивании оперы, если с первого знакомства с этим произведением прошли годы. Я понимал, что до этого повторения в моей памяти оставались лишь некоторые детали увиденного или услышанного. Я предполагаю, что если кто-нибудь получил бы возможность прожить собственное прошлое во второй раз, он бы совсем не заметил, что это было бы повторением. Настолько новым оказалось бы для него очень многое. Для крепости воспоминаний очень хорошо делать записи о важнейших эпизодах прошлого. Жители острова писали много писем друзьям и родственникам на родину, описывали события своей жизни, вкладывали фотографии. Я опирался на эти документы в работе над своей книгой.

Но мы забываем не только собственные переживания, но и многие из прогнозов, которые нас когда-то так волновали. Начиная от прогноза погоды на следующий день, на приближающиеся зиму или лето до прогноза об успехе или провале задуманного дела. Собственные высказывания улетучиваются из памяти моментально, особенно если реальная жизнь не оправдывает ожидания. Но слово в записной книжке уже более долговечно. Пишущий, если он делает предположение о будущем, при перечитывании замечает, что события развивались совсем по-другому, отсюда следует, что судить о будущем надо осторожно, осмотрительно и сдержанно.