Михаил Швецов - Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига

С. 633. Не друг нам тот, кто зовёт наше королевство «Третьим Римом». Такой человек не желает нам ни удачи в делах, ни добра, а желает гнева божьего, разорения и всякого зла. Ибо после разрушения этого преславного Римского царства его название и римский герб стали злосчастными (то есть проклятыми, окаянными и сулящими неудачу)».

Есть у него весьма интересная точка зрения, которая роднит его и с современными [73], экономически мыслящими специалистами:

«С. 639. Палладиумом назывался у троянцев некий идол. О коем волхвы предсказали, что Троя дотоле будет необоримой и непобедимой, пока в ней будет находиться Палладиум. Поэтому Троянцы берегли этот свой палладиум, как зеницу ока, но всё же грек Уллис украл его у них, и город погиб. Наш русский Палладиум — несмешение с чужими народами и закрытие или охрана рубежей. И доколе это будет в целости, дотоле и королевство по божьей милости уцелеет, и народ будет чтим».

Вот пророческий фрагмент, который обеспечил ему ненависть Романовых:

«С. 502. Если Русское царство когда-либо погибнет, то оно примет гибель от этих перекрестов или от их потомков. Или, наверно, они сами завладеют нашим царством на позор всему нашему роду. Они смешаются с нами по крови, но во веки вечные не соединятся с нами воедино в своих устремлениях. Внуки и правнуки перекрестов всегда имеют иные помыслы, чем коренные уроженцы [данной страны]».

Вместе с тем известно, что Пётр вдохновлялся идеями Крижанича, именованного апостолом реформ [69*]. Знание европейских нравов косвенно свидетельствует против Петра Великого, как нашего «последнего» «русского» правителя [72]:

«С. 545. На Руси же, слава богу, ни один честный муж не посадит палача за свой стол хлеб есть; разве что только пьяница, вор или бесчестный человек ест с ним. А немцы их и в думу сажают, и, что хуже, в давние времена немецкие князья сами были палачами и собственноручно огромными ножами отрубали головы ворам и другим преступникам».

Тот же К. Валишевский писал, что неизвестно место рождения будущего императора (читай: скрыли происхождение, — так как такие бумаги должны храниться вечно под особым надзором), и подвергал сомнению отцовство Алексея, «тишайшего». Заслужив немилость последнего, Крижанич был, якобы, сослан в Тобольск. Позволю усомниться в этом. Тобольск не принадлежал Романовым, поскольку их власть простиралась лишь до Нижнего Новгорода. Всё далее на Восток называлось Сибирью и управлялось другим, ордынским царём [65*]. Имя его ещё пока неизвестно — Романовские историки-охранники хорошо постарались. Хотя, возможно, между царями существовали договорённости о высылке и приёме изгнанников — ведь жили же Герцен, Бакунин и Ленин за границей России, избегая мести своего правителя.

Как пишут ФН [65*], Тобольск стал местом ссылки и каторги на сто лет позже, лишь после разгрома Пугачёва и уничтожения Московской Тартарии. Цветущий город был практически превращён в пустошь. Сюда же сослала Екатерина II и другого отечественного гения А. Радищева. Немалочисленные труды и письма, вышедшие из-под его пера в Тобольске, я и решил перечитать, купив у букиниста [74*]. К сожалению, у него не нашёл нимало полезного для наших бесед: ничего о Пугачёве и нетрадиционного о городе — цензура была на высоте не только при Романовых, но и в советское время. Но благодаря столичному покровителю графу Александру Романовичу Воронцову, на всём пути следования в Сибирь и обратно, а также в районе временного (как счастливо оказалось) проживания, Радищев пользовался милостями и щедротами высокого местного начальства. Мог спокойно взирать на окрестности, ходить на рыбалку и охоту, читать и писать, строить планы будущей экономической деятельности, встречаться с деловыми людьми, в частности, с купцом Шелиховым, который даже предлагал ему должность в своей торговой компании в Америке [75*].

Эта фамилия появилась под моим пером не случайно. Вместе с тем, едва ли мы можем оставить российского страстотерпца, не получив от него поддержки в поиске оборванных концов нити Ариадны. Действительно, книга А. Радищева содержит основательные комментарии. И там я нашёл сноску на некий Колыванский монетный двор. Чуть не с детства знакомое слово «Колывань» — но где же это теперь?

Перерыв немало книг по соответствующей тематике (почему они так странно молчали?), ответ нашёл только в Интернете. Оказалось, что на Алтае есть такая местность, где и был ранее медеплавильный завод, закрытый вскоре (!) после подавления пугачёвского «бунта». А при чём тут это?

Дело в том, что, говоря о существовании Московской Тартарии, простиравшейся с Волги на Восток, захватывавшей всю Сибирь и часть Северной Америки до Калифорнии, ФН не смогли пока указать на обращение в ней собственной монеты. Об этом уместно замечает известный публицист А. Кунгуров [76]. Но если Колыванский монетный двор (откуда вдруг это название всплыло на Алтае?) и выпускал до 1781 года (!) монеты с вензелем Екатерины II и короной «романовского» типа над ним, то принадлежал ли он ей или её подданным обязательно, ведь Сибирь и, вероятно, Алтай не были у неё в подчинении? Известно, что там, на Востоке, имела хождение особая монета, так называемая «сибирская», со «звериным» рисунком на обороте, поверх которого неизменно красовалась царская лепестковая корона (читай: ордынская!). Может, это и есть монета Тартарии? Ведь были и будут всегда спорные территории на планете, управляемые совместно разными странами. Даже сама Россия была спорной территорией для Ивана с Петром (будущим Великим) и Софьей — функционировала хунта. Пока терпели друг друга…

Высокоразвитые и заслуживающие уважения страны могут делать деньги для малоразвитых. В 70-е годы я был дружен с А.Г. Щепиным, который, являясь прекрасным гравёром и обладая связями (через дядю в ЦК КПСС), добился права на изготовление денег (точнее, клише) для Кампучии на Пермском Гознаке (кстати, эвакуированным из Москвы во время войны). И у него всё получилось. Впрочем, не всё — ему не удалось, к сожалению, стать обладателем вожделенной премии советского «Фонда мира». На этот раз дядя оказался бессилен. В домашнем архиве у меня до сих пор хранится цветная открытка этого мастера, выпущенная Пермским Гознаком, где имеется чудесное гравированное изображение красных роз на жёлтом фоне…

Но сибирская история для нас ещё не закончилась, а только начинается. В очередной раз, посетив лавку букиниста, вдруг увидел книгу Н.С. Лескова, распродаваемую за бесценок. Привлекло внимание одного рассказа: «Колыванский муж». Подумал: «Неужели про тот завод?» Дома нашёл это произведение в своём собрании сочинений, полученному от моих дорогих родителей (папа доставал «по блату»). Читая, удивился, что автор под Колыванским морем понимает теперешнее Балтийское. Да, он умел передавать информацию через века!