Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

Трехсторонние переговоры велись в тайне, соглашение готовилось в спешке, и его подписали 3 января 1815 года. По договору, Британия, Австрия и Франция брали на себя обязательство прийти на помощь друг другу в случае агрессии и выделить по сто пятьдесят тысяч штыков, правда, Британия зарезервировала за собой право заменить квоту солдат дополнительным финансированием. Ничего не говорилось о том, что следует помогать союзнику и в том случае, если он совершит нападение. Альянс, следовательно, имел исключительно оборонительный характер.

В тот день, когда был подписан секретный договор, британское посольство устроило званый вечер. Два итальянца играли на гитаре и скрипке, Талейран, как обычно, играл в карты, Меттерних любезничал с дамами, а лорд Каслри отплясывал неистовый шотландский рил. Министров ни разу не видели вместе. Никто даже не догадывался, что эта троица только что поставила подписи под документом, который существенно повлияет на ход всего переговорного процесса на Венском конгрессе.

Теперь Талейран с полным правом мог поздравить себя. За три с половиной месяца, прожитые в Вене, он вывел униженную и побежденную Францию в высшую лигу великих держав. Конгресс зашел в опасный тупик. Британия и Австрия предпочли вступить в тесное партнерство с противником, с которым они воевали почти четверть века, а не с союзниками по коалиции, нанесшей ему поражение.

В городе шли разговоры о каком-то секретном пакте. Но никто не знал в точности его суть, и слухи о нем растворялись в массе других сплетен. Людей больше занимали пересуды о грядущей войне и втором браке вдового короля Пруссии (в жены ему прочили Марию Луизу!). В народе злословили и о том, что русский царь подхватил венерическую болезнь, и будто бы скоро почти всех делегатов выгонят с конгресса, назначив новую команду, которая доведет его до конца.

Первые признаки того, что альянс состоялся, появились, когда на одной из встреч «Большой четверки» в начале января Меттерних предложил подключить к дискуссиям Талейрана. Его сразу же поддержал лорд Каслри, прусские представители замешкались, но, к удивлению всех, не выдвинула никаких возражений делегация России. С чего это вдруг Россия согласилась взаимодействовать с Британией и Австрией? Вопрос не риторический, поскольку царь в последнее время явно стал покладистее. Он, как выразился Меттерних, испытывал очередную «эволюцию настроений ума». Царь Александр даже изъявил готовность обсуждать проблему Польши, от чего прежде недвусмысленно отказывался. Что с ним произошло?

Безусловно, свою роль сыграло новое международное обстоятельство — Британию больше ничего не сдерживало за океаном. Царь, естественно, начал сомневаться в разумности безоговорочной поддержки Пруссии. К тому же Александр подозревал, что между Британией, Австрией и Францией заключена какая-то сделка. Повстречав 7 января Каслри, царь попросил его подтвердить слухи об альянсе. Британец ушел от прямого ответа, сказав лишь: «Если вы будете исходить из интересов мира, то вам нечего бояться».

Последние дни царь выглядел серьезным и задумчивым. Ему явно наскучили балы и перебранки. По мнению некоторых историков, Александр снова ударился в мистику, подобно тому как это случилось с ним в 1812 году во время вторжения Наполеона в Россию. У государя не так давно появилась поклонница, посылавшая ему необыкновенные письма, которые он, можно сказать, проглатывал.

Автором писем была баронесса Юлия фон Крюденер, пятидесятилетняя вдова из Лифляндии, увлекшаяся апокалипсической мистикой. В своих посланиях баронесса убеждала царя в том, что ему предстоит исполнить «божественное предначертание», как и в темные времена наполеоновского нашествия. Что бы ни говорили о нем на конгрессе, она знает: «В его душе таятся глубокие и прекрасные чувства».

Количество льстивых писем зимой значительно возросло, и они попадали к царю при помощи верной подруги ясновидицы Роксаны Стурдзы, фрейлины супруги Александра. Государь привык получать письма баронессы, он с нетерпением их ждал и обсуждал все нюансы с фрейлиной. Они обычно встречались наедине, в ее покоях, в крошечной комнате на четвертом этаже дворца Хофбург. Там они могли общаться без посторонних глаз, как «спиритические муж и жена».

Время от времени баронесса снабжала царя пророчествами и видениями. Еще осенью она предупреждала: «Вы даже не представляете, каким ужасным будет 1815 год». Крюденер писала:

«Вы думаете, что конгресс благополучно разродится? Откройте глаза. Император Наполеон уйдет с острова. Он станет еще могущественнее, чем прежде, но те, кто его поддержат, подвергнутся преследованию и наказанию. Они не будут знать, где и как сложат свои головы».

Для царя эта женщина была «Богом посланной прорицательницей», и он хотел непременно с ней встретиться.

Однако, помимо мистики, имелись и другие причины резкой перемены в поведении Александра. Он стал уступчивее, наверно, еще из-за того, что ему начал претить альянс с Пруссией. После того как Гарденберг показал царю конфиденциальные письма Меттерниха, австрийский министр иностранных дел ответил тем же: разрешил Александру прочитать одно из писем прусского канцлера. В этом послании Гарденберг неосторожно признался, что поддерживает политику России относительно Польши только в силу двух факторов: во-первых, он следует официальному курсу Пруссии, а во-вторых, действия России в Польше в итоге ее ослабят.

Александр не мог не задуматься: он поддерживает прусские территориальные претензии и что же получает взамен? Так называемый союзник держит камень за пазухой. Более того, этот «союзник» может втянуть Россию в ненужную войну из-за Саксонии. Разочаровавшись в пруссаках, царь снова ощутил себя борцом за мир.

Действительно, у Александра были основания для того, чтобы пойти на сближение с Британией и Австрией. Пруссии угрожало остаться в гордом одиночестве. Талейран получил полное право войти в управляющий комитет «Большой четверки», центральный орган руководства Венским конгрессом.

Встретив Новый год, Меттерних решил все-таки навести порядок в своем образе жизни — расставить точки над i в отношениях с герцогиней де Саган. Она приняла дорогой новогодний подарок, но по-прежнему предпочитала князю-дипломату князя-кавалериста, и Меттерниху ничего не оставалось, как признать суровую реальность. В тот же день, когда министр подписал секретный договор с Британией и Францией, он отправил еще одно послание герцогине, пытаясь объяснить иррациональность своего душевного состояния:

«Два года я был вашим влюбленным поклонником. Я любил вас и продолжаю обожать вас. Вы не любили меня уже тогда, когда я полюбил вас. Как часто это бывает среди людей! Я не отчаивался. Я не просил вашей любви, мне нужна была определенность: отказ или надежда. Вы не лишали меня надежды. Вы поддерживали это непреодолимое чувство, вы подпитывали его, даже видя, что оно подрывает мои способности сохранять собственное достоинство».