Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

В самом деле, шпики и осведомители трудились, не зная отдыха. Вот, к примеру, один день из жизни агента XX (по отчету из полицейского досье): театр, визит к доктору царя Александра, где он всегда мог выведать настроения в русском посольстве, бал во дворце, рейды по салонам, возвращение домой в пять утра.

Агент XX вращался в высшем обществе, ездил в каретах с сановниками, другие сыщики довольствовались тавернами и ресторанами. Самые последние сплетни узнавались в гастрономическом кафе «Жан де Пари» на Герренгассе, где завсегдатаи не только «насыщали свои желудки, но и с удовольствием чесали языками». За четыре месяца значительно выросла армия слуг, лакеев, привратников, швейцаров и горничных, работающих на полицию.

«Я стал жертвой самого наглого шпионажа, — написал в мемуарах секретарь Марии Луизы барон Меневаль. — Вокруг меня кишмя кишат подлые соглядатаи, следя за каждым моим шагом, жестом, выражением лица». Прусский советник генерал Жомини предупреждал друзей: «Пишите мне только о том, что можно прочитать в газетах». Естественно, и это предупреждение стало известно полиции.

В первых числах февраля в Вене начался Великий католический пост — сорок дней рефлексии и раздумий о своем бытии, заканчивающихся празднованием Пасхи. В это постное время, когда прекращаются всякие танцульки и пиршества, делегаты конгресса потянулись к Захарии Вернеру послушать его бойкие проповеди, посмотреть, как он падает на колени, подпрыгивает, взмахивает руками, то внезапно вскрикивает, то замолкает. В салонах хозяйки чаще стали устраивать лотереи. Они проводились по очень простой схеме: гости приходили со своими подарками, все презенты складывались в общий котел, и затем каждый из присутствующих тянул жребий. «Все играют, и все выигрывают» — так объяснил популярность лотерей Талейран. Действительно, никто не возвращался домой с пустыми руками. Разыгрывались шкатулки, табакерки, мозаики, персидские ковры, фарфоровые вазы — все, что угодно.

Но лорда Каслри уже не интересовали ни проповеди аббата Захарии, ни лотереи. Он готовился к отъезду в Лондон и тянул время, чтобы закончить дела. Две изнурительные недели ушли у него на польско-саксонский кризис и декларацию, осуждающую торговлю людьми. И прежде чем паковать чемоданы и окончательно передать полномочия герцогу Веллингтону, лорд Каслри задумал провести еще одну акцию. У него созрел план, как урегулировать русско-турецкий конфликт, время от времени разгоравшийся то на Черном море, то на Дунае, то на Балканах, повсюду, где соприкасались две империи.

Британский министр хотел, чтобы конгресс выступил гарантом мира на основе статус-кво в этом неспокойном регионе, которому уготовано вскоре превратиться в «пороховую бочку» Европы. Каслри преследовал две цели: сохранить Турцию и умерить аппетиты русского царя, не дать ему воспользоваться слабостью рассыпающейся Османской империи. К своему огорчению, он не встретил понимания не у кого-нибудь, а у самого турецкого султана. Последние переговоры лорд Каслри провел в день отъезда, и тоже безрезультатно. Турецкая болячка осталась незалеченной и впоследствии дала о себе знать кровопролитиями.

15 февраля, раздав прощальные сувениры, среди которых была и украшенная самоцветами табакерка с собственным миниатюрным портретом, лорд Каслри сел в карету и отправился в дальнюю дорогу. Он был удручен: конгресс не оправдал его надежд; зыбкий мир, установившийся в Европе, не продержится и двух лет, считал Каслри. А в Лондоне его ожидали малоприятные объяснения с враждебным парламентом.

Разобравшись с Польшей и Саксонией, делегаты конгресса продолжили, как кто-то язвительно сказал, «делить пирог». Подошла очередь Нидерландов. Великие державы договорились воссоздать Голландское королевство, присоединив к нему Бельгию, Люксембург и другие соседние земли. Королевство получалось больше, чем предусматривалось, но это, похоже, всех устраивало, кроме тех, кто должен был по велению владык Европы войти в него.

Особенно сопротивлялись бельгийцы, недовольные тем, что их судьбу решили «посторонние дяди». Они предпочли бы жить либо самостоятельно, либо с австрийцами, как в XVIII веке, либо с французами, как в блаженные времена революции. Они готовы были сосуществовать с кем угодно, но только не с голландцами, имевшими другую религию, язык, культуру, исторические традиции. Однако Великобритания настояла на создании расширенного Нидерландского королевства и для предотвращения возможной французской агрессии, и для обеспечения собственной безопасности.

Меттерних тем временем был озабочен пограничным конфликтом с Баварией из-за Зальцбурга, родины Вольфганга Амадея Моцарта, богатой к тому же соляными копями. Соседи не могли поделить и Берхтесгаден, горный курорт, послуживший впоследствии логовом для Гитлера и его приспешников (он принадлежал Австрии до того, как Наполеон, захватив его, подарил своему союзнику Баварии). Две страны никак не могли найти взаимоприемлемое решение, переговоры шли со скрипом и завершились фактически уже после конгресса. Австрия получила Зальцбург, а Бавария — Берхтесгаден.

Талейран, успешно преодолевая одну трудность за другой, после Саксонии занялся проблемой Неаполя. Король Иоахим I (Мюрат) все еще оставался на троне. Не всем это нравилось, но мало было и желающих связываться со строптивым маршалом. Талейран приводил все те же аргументы: для стабильности послевоенного мира в Европе исключительно важно подтвердить верховенство принципа легитимности власти и убрать из Неаполя вероломного узурпатора. Мир на континенте не гарантирован до тех пор, пока в Европе правит хоть один узурпатор.

Талейран спешил, чувствуя, что конгресс вот-вот закруглится. По городу ходили слухи о предстоящих отъездах то одного, то другого сюзерена. Русский царь объявил о намерении вернуться домой еще в середине февраля (дата отбытия переносилась несколько раз). Теперь он пообещал, невзирая ни на какие обстоятельства, уехать в Санкт-Петербург к Пасхе, которая по русскому православному календарю в 1815 году приходилась на последний день апреля.

Вслед за царем выразили желание вернуться домой и другие монархи. Даже хозяин конгресса император Франц проявлял беспокойство. Ему вдруг захотелось посетить Милан, Венецию, загубленную жемчужину Адриатики (в 1797 году Наполеон уничтожил Венецианскую республику, просуществовавшую более тысячи лет), и еще несколько чудесных городов Северной Италии, возвращенных Австрии. Он уже, наверное, понял, в какие расходы его ввергли нескончаемые банкеты и балы-маскарады; ему явно надоели бесцеремонные гости.

Массовое желание поскорее уехать из Вены побудило Талейрана обратиться к русскому царю за содействием в восстановлении короля династии Бурбонов в Неаполе. Но Александра больше интересовала другая проблема: почему король Франции не заплатил два миллиона франков, обещанных Наполеону?