Дэвид Кинг - Битва дипломатов, или Вена, 1814

В конце сентября 1814 года, перед открытием конгресса, на министерство Меттерниха навалились неотложные дела: нескончаемый поток депеш, подготовка повесток дня для заседаний, проектов протоколов и решений, организационное обеспечение конференции, председателем которой он уже неофициально числился. «Беспросветная мука!» — не выдержав, признался князь в один из самых напряженных дней.

Как и следовало ожидать, гости хлынули в белокаменное здание государственной канцелярии, где располагалось ведомство Меттерниха, монументальное сооружение XVIII века.

Канцелярию называли еще Балльхаусом, поскольку здесь прежде размещался теннисный корт Габсбургов. Критики Меттерниха находили это определение очень удачным ввиду игриво-фривольного стиля его дипломатии.

Кабинеты Меттерниха с живописными окнами располагались на втором этаже. В главной переговорной комнате стены от паркетного пола до потолка с новой лепниной были покрыты зеленой камкой. В интерьере преобладало темное дерево, на стенах висели картины в позолоченных рамах, повсюду белели мраморные бюсты. Меттерних недавно поставил здесь новый мраморный камин, завез из Парижа мебель. Он был уверен в том, что в этой комнате ему предстоит провести немало времени.

В большой приемной с потолком высотой восемнадцать футов всегда толпились люди. Посетители, пришедшие к Меттерниху, томились в долгом ожидании, рассказывали друг другу истории или разглядывали книги в сафьяновых переплетах, расставленные на полках из красного дерева вдоль стен.

Кто шел к Меттерниху? Вот типичный утренний сеанс. Ждет приема в кабинете с окнами в восточном стиле канцлер Пруссии Карл Август фон Гарденберг. Он приехал в Вену несколько дней назад и испытывал трудности добиться аудиенции у австрийского министра иностранных дел, окрестив его «министром-невидимкой». Рядом скучает посланник баварского короля фельдмаршал князь Карл Вреде. Неподалеку стоят четверо мужчин в длинных черных мантиях с сияющими серебряными мальтийскими крестами — представители элитного Мальтийского рыцарского ордена, основанного крестоносцами еще в XII веке.

Можно не сомневаться, рыцари хотели, чтобы им вернули сокровища, украденные Наполеоном в 1798 году. Он обчистил остров, забрав золотые и серебряные кубки, чаши и драгоценности, накопленные в хранилищах с XIII века. Рыцари надеялись и на то, что им также возвратят сам остров. Британцы, освободив Мальту от Наполеона, пообещали отдать ее ордену, но всячески затягивали дело и, по мнению великого магистра, не проявляли никакого желания сдержать свое слово. Великий магистр был прав. Британцы искренне полюбили великолепный стратегический остров с прекрасной военно-морской базой и постарались закрепить его за собой в Парижском договоре.

В приемной находилось и множество других ходоков, в том числе две-три дюжины германских дворян, бывших рыцарей бывшей Священной Римской империи. Эти аристократы лишились древних привилегий и родовых владений, когда Наполеон демонтировал империю, обрубил и расчленил ее западные края, подарив земли вассальным королевствам Баварии, Вюртемберга и Вестфалии. Германские рыцари добивались восстановления прав и собственности и, по возможности, самой Священной Римской империи.

«В моей приемной вся Европа», — говорил Меттерних то ли с гордостью, то ли с грустью, видя толпу людей, держащих в руках пухлые портфели, означавшие для него одни хлопоты. Князь не любил разбираться в конфликтах. Ему предстояли «четыре, а то и шесть недель кромешного ада».

Когда Меттерних уставал от посетителей с их проблемами, он сбегал по тайной лестнице, переходил булыжную мостовую и скрывался в особняке XVIII века на Шенкенгассе, 54.

Это был дворец Пальма. Весь последний год Меттерних пытался наладить отношения с женщиной, занимавшей лучшие апартаменты в особняке, — Вильгельминой, герцогиней де Саган. Князь познал немало женщин, но эта дама была совсем другая. Герцогиня казалась ему самой желанной; его, можно сказать, обуяла страсть.

Герцогиня обладала тонкой, изящной фигурой, русыми волосами и темно-карими глазами, она была восхитительно, тревожно красива. Вдобавок ко всему Вильгельмина была наследницей огромного состояния. Герцогиня владела замками по всей Восточной и Центральной Европе, в том числе замком Саган, построенным наемником Тридцатилетней войны графом Валленштейном и расположенным в сотне миль к югу от Берлина.

Меттерних заинтересовался герцогиней, когда общий приятель познакомил их в Дрездене, где князь беззаботно служил дипломатом. Она выросла в Курляндии, на Балтике (сегодня территория Латвии), объездила всю Европу и говорила на полудюжине иностранных языков. Она вторично и снова неудачно вышла замуж и готовилась к очередному разводу. «Я изматываю себя мужьями», — шутила герцогиня де Саган.

Вильгельмина сохранила собственное имя и сама управляла поместьями. Она использовала часть состояния на благотворительность, финансировала госпиталь для раненых солдат. Однажды у ее служанки внезапно начались схватки, и герцогиня, взяв на себя роль повитухи, приняла роды.

Отношения между герцогиней и князем стали принимать характер увлечения летом 1813 года, когда Меттерних пытался договориться с Наполеоном о мире. Мира не получилось, но роман с герцогиней завязался. Меттерних старался как можно чаще видеться с ней и в разгар международного кризиса отправил ей первое любовное послание:

«Я давно наблюдаю за вами. Вы прекрасны. Вы лишаете меня покоя. Вы возникли из небытия и стали для меня всем».

Герцогиня была удивлена и польщена вниманием высокопоставленного дипломата. Но Меттерних ее еще не покорил. Спустя месяц князь писал:

«Я пишу, потому что не увижу вас этим утром. Но я должен признаться вам, что люблю вас больше жизни. Моя жизнь ничего не стоит, если в ней нет вас».

Герцогиня могла заполнить всю комнату в особняке подарками Меттерниха: он дарил ей и книги в красных сафьяновых переплетах, и лампы из вулканической лавы. Меттерних тоже получал от нее презенты: особенно дорога для него была черная шкатулка с локоном ее волос.

Меттерниху нравились ее ум, великодушие, ее суждения. Она нравилась ему и в сверкающих платьях на балах, и в мешковатых фланелевых халатах, которые герцогиня надевала дома, появляясь перед ним чаще всего в своем любимом «мятом халатике с дырками на локтях». Меттерниху нравилось и то, как она пила коньяк: укладывала кусочек сахара в маленькую серебряную ложечку, опускала его в янтарный напиток и, делая над собой усилие, проглатывала содержимое рюмки одним махом. «В вас нет ничего такого, чего бы я не любил», — написал однажды князь Вильгельмине.