Сесили Вероника Веджвуд - Тридцатилетняя война

Воспользовавшись возрождением лояльности армии, Банер, решив до прихода зимы предпринять быстрый наступательный бросок, нанес внезапный удар по аванпосту Дёмиц на Эльбе и разгромил саксонцев у Гольдберга, окончательно восстановив доверие войск. В дезертирстве германских союзников шведы обнаружили для себя и положительную сторону: они теперь могли считать всю страну вражеской и опустошать ее вволю и без пощады, что непозволительно было делать даже в условиях эфемерного союзничества.

Но и этот довольно скромный успех шведского маршала и его разношерстной армии стал возможен только благодаря вмешательству Франции, которая, через своего дипломата, вовремя посодействовала заключению перемирия с Польшей и предотвратила полный крах Банера [1152] Lorentzen, p. 63. .

На юге и юго-западе положение было еще тяжелее. Имперцы осаждали Аугсбург почти полгода, а когда взяли его, он напоминал город мертвых. Люди выглядели как призраки, солдаты валились с ног от слабости. За последние три месяца они съели почти всех кошек, крыс и собак, а потом вымачивали шкуры животных, резали на мелкие куски и жевали. Одна женщина призналась в том, что варила и ела мясо солдата, умершего в ее доме. Тем не менее победители, войдя в город, устроили пышный банкет, кутили до глубокой ночи, а голодные бюргеры гадали: откуда у них взялось столько еды и питья [1153] Chronik des Jakob Wagner, pp. 55—69; Annates, XII, p. 1765. ?

Ханау-на-Майне в условиях не менее суровых [1154] Wille, Hanau im Dreissigjahrigen Krieg. Hanau, 1888, p. 690. держался более восемнадцати месяцев. Однажды его выручили из беды, но потом город снова был блокирован и наконец покорен. Странным образом командующему гарнизоном, шотландцу Джеймсу Рамсею, оккупанты разрешили остаться в городе как частному лицу [1155] Lundorp, IV, pp. 687-688. . Шотландец, пользуясь своим влиянием, поднял восстание, но силы были неравны и он закончил свою карьеру узником у имперцев.

На Рейне один за другим сдались испанцам Филипсбург и Трир. Ришелье не прислал войска, и Бернхард не смог помочь Гейдельбергу. В ноябре Галлас вторгся в Лотарингию, столкнувшись с новехонькой французской армией, которой командовал сам король. «Все они были одеты в алые кавалерийские мундиры с серебряными галунами, — писал один из изумленных вояк Галласа. — На следующий день на них сверкали доспехи и развевались огромные перья, любо-дорого смотреть» [1156] Poyntz, р. 120. . Грязные и завшивевшие солдаты имперской армии уже давно не видели ничего подобного. Но холод, голод и эпидемии сделали свое дело: плюмажные французы быстро лишились своего лоска. На глазах имперцев удалые кавалеристы «сникли и скукожились», позволяя Галласу оставаться хозяином положения [1157] Ibid. . Однако зима была одинаково суровой для всех; оскудевшие земли не могли прокормить ни людей, ни животных. Чума, принесенная в этом году дождливой весной и тропическим летом, была в равной мере губительна и для населения, и для армий. Галлас отошел к Цаберну, встал на зимние квартиры, контролируя горный проход в Вогезах и угрожая Франции. Чума и голод свели его угрозу на нет [1158] Chronik des Jakob Wagner, p. 32. .

В Нижних странах французы, вторгнувшись в страну почти одновременно с объявлением войны, разгромили испанцев у Намюра [1159] Avenel, V, p. 30. и пошли на соединение с принцем Оранским в Маастрихте. Однако он не спешил объединяться с ними [1160] Ibid.,IV, p. 757. , а Генеральные штаты неблагодарно предложили, чтобы французы оставили Фландрию в покое и воевали с Испанией [1161] Prinsterer, II, iii, pp. 78—79. . Поведение голландцев объяснялось скорее политическим благоразумием, а не военными соображениями, но от этого оно не становилось менее вредоносным. Конечно, трудно провести грань между войной на уничтожение противника и войной с целью его сдерживания. Так или иначе, Фридрих Генрих недооценил ни династическое рвение кардинала-инфанта, ни его популярность [1162] Relatione dagli Ambasciatori, Spagna. II, p. 108. . Уже до конца года французы, оскорбившись и негодуя, отступили, а Фридрих Генрих обнаружил, что потерял Диет, Гох, Геннеп, Лимбург и Схенк. Над его границами нависла угроза уже в трех местах, а Маастрихт, самое его ценное завоевание, оказался практически отрезанным.

Более успешно французы действовали на юге, где Ришелье вновь задумал создать против испанцев Северо-Итальянскую лигу [1163] Avenel.V, pp. 103-108. и предпринял две удачные операции — против Франш-Конте [1164] Ibid., V, pp. 209—210. и на Вальтеллине. Последнюю операцию провел Роан (Роган), бывший вождь гугенотов, чья вера, как ожидалось, приведет его в стан протестантской партии в Граубюндене, настроенной против испанцев. Ожидания оправдались, швейцарцы под руководством одного из своих пасторов, непримиримого Юрга Енача, поднялись на завоевание и превращение в другую религию Вальтеллины. Войска, посланные из Тироля и Милана, потерпели поражение в четырех боях, и им пришлось оставить долину на попечение Роана, швейцарского пастора и французского короля. Но это было единственное значительное достижение Ришелье за весь 1635 год, и он должен был благодарить за него не свои войска, а персонально Роана и его религиозных сподвижников.

Дипломатия кардинала и его политические амбиции совершенно не соответствовали реальному военному потенциалу страны. Он знал об этом и старался как можно дольше уходить от большой войны. Когда она стала неизбежной, Ришелье потребовал от Фекьера набирать рекрутов в Германии [1165] Ibid., IV, p. 606. , ссылаясь на то, что французские войска ненадежны, плохо подготовлены, склонны к дезертирству и состоят в основном из протестантов [1166] Ibid., pp. 603, 606, 690. . Еще одну проблему создавало дворянство. Феодальное отношение к армии все еще сохранялось, любая война означала усиление власти молодых дворян, набиравших полки на своих землях, и дворянство, особенно молодое, всегда было проклятием для Ришелье. Он опасался новой вспышки их претензий к монархии.

Кроме всего прочего, они отличались своеволием и разнузданностью. Один молодой господин, когда ему пообещали сообщить королю о плохом поведении его роты, ударил по голове стоявшего рядом офицера и сказал: «Доложите королю и об этом тоже» [1167] Le Comte de Caix de Saint-Aymour, L'enlevement d'une princesse de Hohenzollerns au XV11 siecle. Revue des Deux Mondes, July 1915, p. 146. . Имея такую армию, Ришелье вряд ли мог справиться с Габсбургами и испанскими войсками.

С 1633 года Ришелье пытался завлечь на свою сторону Бернхарда Саксен-Веймарского. Как всегда, он руководствовался и политическими, и военными мотивами. Фекьер предупреждал: германские князья с недоверием относятся к французам, подозревая их в стремлении завладеть Рейном. Соответственно, кардинал полагал, что германский генерал на его службе будет принят немцами более доброжелательно, чем французский маршал.