Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

Погибло меньше пятидесяти британцев и египтян, но насчитывалось 11 000 трупов дервишей. Возможно, это была пятая часть армии халифа. Они покрывали поле брани, «равно распределившись по акрам и акрам земли» [1219] Steevens, «Kitchener», 266. . Еще хуже то, что многих раненых или пристрелили, или оставили умирать.

Уинстон Черчилль осудил эту «бесчеловечную бойню» [1220] R.S.Churchill, «Winston S.Churchill», I (1966), 425. , а гуманисты в Англии осудили империю, которую создали и которой управляют с такой жестокостью. Британцы в Африке, как римляне в Британии (согласно словам Тацита) сотворили дикость, назвав это миром. (В Бербере, словно в подтверждение аналогии, Китченер устроил что-то типа «римского триумфа» [1221] L.James, «The Savage Wars» (1985), 4. , выехав перед побежденным и избитым кнутом эмиром, который был закован в кандалы).

Но адъютант Китченера и сын Солсбери, лорд Эдвард Сесил, говорил за многих, когда объявил: сочувствие дервишам, «животным» — это вздор [1222] H.M.Cecil, «Imperial Marriage» (2002), 90. .

Военные корреспонденты считали, что Омдурман заслуживает квазибожественного наказания. «Вонь от этой гнусности поднималась к небу для оправдания нашей мести» [1223] M.W. Daly, «Empire on the Nile» (Cambridge, 1986), 6. .

От суровой критики и осуждения королевы, которая взывала к добродетельности и богоугодным поступкам, отмахнуться было сложнее. Она сама получила большую часть трофеев Омдурмана [1224] D.Scott (ред.), «Douglas Haig: The Preparatory Prologue 1861—1914» (Barnsley, 2006), 102-3. , но была шокирована, услышав, что сардар снес гробницу религиозного лидера Махди с помощью снарядов, сбросив кости в Нил. Китченер объяснил эти акты осквернения попытками выжечь националистический культ и избавиться от его магического воздействия. Но его еще больше ругали за его план сделать питейную чашу из черепа Махди. (Позднее генерал Реджинальд Уингейт проделал это с черепом халифа, но более осмотрительно, не привлекая такого внимания) [1225] Частная информация: полковник Морис Уиллоуби. .

Черчилль не поверил заявлению Китченера о том, что тот отправил череп Махди назад для захоронения в Судан в канистре из-под керосина. Он сказал, что в канистре могло находиться все, что угодно, возможно бутерброды с ветчиной.

Однако Китченер не получил ничего, кроме похвал, после тактичного решения вопроса с майором Жаном-Батистом Маршаном. Героический переход последнего из Конго для предъявления претензий своей страны на Ниле привел к тому, что Франция и Англия оказались на грани войны.

Признано, что у Китченера имелись канонерские лодки и штыки, а у Маршана — только велосипед с толстыми шинами и флаг. Даже древко флага треснуло, когда он пытался установить его в Фашоде. Во время вежливой конфронтации с Китченером Маршан был «полностью изолирован на местности, где встречались лишь обломки камней, среди которых живут скорпионы» [1226] D.L.Lewis, «The Race to Fashoda» (1988), 220. .

Зато Китченер мог поддерживать связь с Лондоном по телеграфному кабелю, который проходил по дну Нила.

Франция потерпела неизбежное поражение в том, о чем Блант говорил, как о «стычке между двумя разбойниками с большой дороги из-за захваченного кошелька» [1227] Blunt, «Diaries», I, 367. . Маршан отступил, а Судан стал англо-египетским кондоминиумом. Так была добавлена еще одна аномалия к региону и империи. Однако имел значение британский контроль, который не обеспечивался средствами осторожной дипломатии. Он достигался, если процитировать характерный для Черчилля вывод, через самый значимый триумф, которого когда-либо добивались оружием науки над варварством.

Так получилось, что Черчилль испытывал странно смешанные чувства относительно победы. Он испытывал возбуждение оттого, что принял участие в последней крупной кавалерийской атаке британской армии. Но имелось и разочарование, поскольку 21-й уланский полк не понес достаточного количества потерь, чтобы битва считалась по-настоящему исторической.

Черчилль радовался, что цивилизация наступает на варварство, но оправдывал использование пуль «дум-дум». Он говорил, что сдающиеся в плен дервиши не имеют права на милосердие и снисхождение [1228] E.N.Bennett, «After Omdurman», «Contemporary Review», LXXV (январь 1899 г.), 23. , но обвинял Китченера в том, что тот призывал свои войска «смотреть на врагов, как на паразитов, недостойных того, чтобы жить» [1229] Churchill, «River War», II, 196. .

Важнее то, что Черчилль тоже испытывал двойственное отношение к самой империи в то время, когда она стала «позитивной интоксикацией» [1230] R. Wallace, «The Seamy Side of Imperialism», «Contemporary Review», LXXV (июнь 1899 г.), 783. . Сражение при Омдурмане не только стало местью за Гордона. Оно санкционировало борьбу Британии за тропическую Африку; но и обеспечило сказочный финал бриллиантовому юбилею королевы Виктории (шестьдесят лет на троне) в 1897 г.

В тот год Черчилль, закончив чтение Гиббона и Уинвуда Рида, а также поучаствовав в сражениях на северо-западной границе, вдохновился и пропитался странной смесью долгосрочного исторического фатализма и краткосрочного эволюционного оптимизма. Он полагал, что цивилизации обречены на упадок, а имперская энтропия неизбежна. По пути домой Черчилль остановился у Капитолия в Риме и погрузился в мрачные размышления Гиббона об упадке и разрушении Британской империи.

Но вернувшись в Индию, где он увлекся Маколеем, Черчилль размышлял о будущих путешественниках, посещающих Индостан и не обнаруживающих ничего, что могло бы напомнить им о британском правлении, кроме «нескольких кусков камня и железа» [1231] W.Churchill, «The Story of the Malakand Field Force» (изд. 1974), 95. .

С другой стороны, Черчилль верил, что «мощь — это форма приспособленности и подготовленности» [1232] W.Churchill, «Savrola» (изд. 1990), 78. Черчилль считал (78—79), что британцы имеют моральное превосходство. На их стороне сила, в то время как у римлян «были только мечи… а когда те пришли в негодность, римляне больше не смогли их использовать». , и сильные выиграют в борьбе за выживание. Он изменил рукопись своей первой книги, настаивая на превосходстве белых в Индии: «Престиж доминирующей расы позволяет им поддерживать свое превосходство над местными войсками» [1233] САС, CHAR 8/2/7. .

Публично Черчилль не высказывал свои личные сомнения. Более того, он бил в имперский барабан в духе директора привилегированной школы Харроу (там он и учился) Дж.Э.С. Уэллдона. Последний послужил прототипом для «размахивавшего флагом героя с трясущимся желеобразным животом» [1234] R.Kipling, «Stalky and Co.» (изд. 1982), 214 у Киплинга в «Сталки и Ко».

В первой политической речи, которую Черчилль произнес через месяц после юбилея, он сурово осуждал «каркающих пессимистов», которые предрекали: Британскую империю, которая сейчас находится на пике славы и мощи, ждет упадок, как в случае Рима. Он говорил: «Следует не слушать ложь их мерзкого карканья и показать нашими действиями, что энергия и жизненная сила нашей расы никак не пострадала, и мы нацелены поддерживать империю, которую унаследовали у наших отцов, как англичане. [Аплодисменты]. Наш флаг будет высоко реять над морем, наш голос услышат советы Европы, нашу монархиню поддержит любовь подданных, и мы продолжим следовать курсом, отмеченным для нас очень мудрой рукой, выполняя нашу миссию несения мира, цивилизации и хорошего управления в самые дальние края земли. [Продолжительные аплодисменты]» [1235] W.S.Churchill (ред.), «Never Give In!» (2003), 4. .