Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

А теперь молодые люди поступали на гражданскую службу с «отличительным кастовым духом» [1990] J. de V. Allen, «Malayan Civil Service, 1874-1941: Colonial Bureaucracy/Malayan Elite», CSSH, 12 (1970), 149. . Однако ее чиновники держались более отстраненно от населения. Они учитывали опыт прославленного поборника смешанных браков сэра Хью Клиффорда, губернатора колонии Стрейтс-Сеттльментс на протяжении двух лет перед тем, как его отправили домой в 1929 г. Этот несчастный представлял собой ужасающее предупреждение об опасностях подобного смешения рас. Очевидно, он подцепил сифилис еще молодым человеком в Малайе, а вернувшись в Англию (перед тем, как его отправили в частную психбольницу), обычно сидел в саронге на ступенях Министерства по делам колоний и давал своим бывшим коллегам советы по имперским проблемам дня, когда они входили в здание и выходили из него.

Роберт Брюс Локхарт, который работал в Малайе молодым плантатором и вернулся в середине 1930-х гг., став журналистом, сообщал: чрезмерная бюрократизация подрывала инициативу и уничтожала эффективность британской имперской администрации. Та же судьба, зловеще отмечал он, захватила и Рим. Локхарт назвал последний раздел своего рассказа «Сумерки белого человека» [1991] R.H.Bruce Lockhart, «Return to Malaya» (1936), 413 и 333. .

И это — не говоря о том, что кадеты малайской гражданской службы были холостыми. Им не позволялось жениться без разрешения начальства, молодых людей сразу же направляли работать. В следующие несколько лет они осваивали разнообразные обязанности, которые позволяли им продвигаться по службе.

Районный комиссар должен был делать массу вещей. Он собирал налоги, председательствовал в суде, осуществлял надзор за полицией, за общественными работами, усовершенствовал сельское хозяйство, развивал здравоохранение и спорт, инспектировал школы, поддерживал бойскаутов, служил арбитром в спорах и выполнял бесконечные социальные функции — от посещения празднований королевских юбилеев до представлений кукольных театров. Несмотря на экономические колебания и саму Великую депрессию, которая в первую очередь ударила по организаторам, а не по самому производству, относительное процветание Малайи позволило британцам улучшить устройство жизни. Они стали действовать быстро, поскольку каждый резидент был, как выразился один чиновник, «социалистом в своем собственном государстве» [1992] Harper, «End of Empire», 23. . Британцы инвестировали образование, санитарию, ирригационные сооружения и электростанции. Они строили здания и предприятия (в особенности, по обработке олова), шоссейные и железные дороги. Наиболее впечатляющим железнодорожным вокзалом оказалась бело-золотая фантазия в Куала-Лумпуре, предположительно построенная по британским стандартам — чтобы крыша могла выдержать вес трех футов снега. Этот вокзал украсили минаретами, шпилями, куполами, свесами крыши в виде гребешков и арками. Такой архитектурный стиль называли «поздний марципан» [1993] C.Allen (ред.), «Tales from the South Seas» (1983), 64. .

Однако многие из этих достижений помогли расширить разрыв между европейцами и азиатами. Новые средства связи вели к сегрегации. Теперь белые играли между собой, «признаком британской цивилизации на Востоке был мешок с клюшками для гольфа» [1994] Lockhart, «Malaya», 113. . Они основали эксклюзивные кварталы в Куала-Лумпуре и избегали братания, изолировали себя в горной местности на базах, покрытых штукатурной с каменной крошкой и пародирующих замки Тюдоров. Колонизаторы устраивали на Камерунском нагорье резиденции, подобные тем, что имелось во Внутренних графствах. Кроме всего прочего, сахибы общались с мем-сахиб, которые поддерживали менталитет лагерей первопроходцев, окружавшихся повозками для защиты от всех местных жителей. По большей части европейские женщины жили в затворничестве.

Конечно, как утверждали феминистки, женщины во всей империи сталкивались с непреодолимыми трудностями. За малым исключением, у них не имелось существенной работы и независимой роли. Их удерживали от изучения местных языков из-за предполагаемого неприличия этих слов. Им скармливали мрачные и жуткие истории о похоти жителей колоний. Несомненно, целью было увеличить зависимость от белых мужчин, для которых насилие против белых женщин было мощным символом политической мести против правящей группы [1995] H.Callaway, «Gender, Culture and Empire: European Women in Colonial Nigeria» (1987), 237. .

Британки оказывались в чужеродном, иногда враждебном, но часто — непонятным и непостижимом мире. Как и жена районного комиссара в романе Джойс Кэрри «Мистер Джонсон» (1939 г.), действие которого происходит в Африке, они часто не могли «понять значение» живописных или уродливых сцен вокруг себя [1996] J.Cary, «Mister Johnson» (Harmondsworth, изд. 1983), 103. .

В районе Тихого океана, по словам одного чиновника, британские женщины знали жителей островов только как слуг и «не могли понять, что может быть какая-то разница в ранге между одним ниггером и другим» [1997] B.Thomson, «The Scene Changes» (1939), 74. .

Их разум на Индостане оставался закрытым. «Индусы! — восклицает миссис Бристоу в «Индийских каникулах» (1952 г.) Джозефа Акерли. — Я никогда о них не думаю» [1998] J.R.Ackerley, «Hindoo Holiday» (1952), 79. .

На самом деле, по словам Айрис Портал, «трагедией британской Индии являлась неподготовленность мем-сахиб» [1999] CSAS, «Portal Memoir», 58. . Даже хорошо подготовленные мем-сахиб могли развить непобедимое отвращение к азиатам. «На самом деле я думаю, что ненавижу женщин больше, чем мужчин!» — писала леди Григг. Она находила их «полуцивилизованными и совершенно отвратительными и отталкивающими». Особое отвращение у нее вызывали отделанные блестками сари и тучные тела, «такие грубые, бесформенные, без корсетов» [2000] CAC, PJGG, письмо леди Григ Дороти Хаммонд от 17 июля 1934 г. .

Не нужно говорить, что некоторые европейские женщины выражали к местным симпатию, сочувствие и были бескорыстны. Они с готовностью дружили с женщинами с другим оттенком кожи [2001] Цитируется из Malaysia Messenger (июнь 1911 г.), J.N.Brown-foot, «Sisters under the skin: imperialism and the emancipation of woman in Malaya, с 1891 — 1941» в J.A.Mangan (ред.), «Making Imperial Mentalities» (Manchester, 1990), 51. , предпочитали наводить мосты с местными людьми, а не играть в бридж с себе подобными. В Хартуме одна британка пыталась научить суданских девочек шотландским песням на несколько голосов. В Лагосе Женская лига учила приготовлению пищи, гигиене и шитью. Но многие из тех, кто называли себя леди, были ленивыми, надменными «мегерами» (это слово использовал Нирад Чоудри) [2002] Chaudhuri, «Thy Hand», 61. .

«Белая женщина с прямой, как кочерга спиной, вся обернутая китовым усом», — это не просто стереотип, придуманный мужскими предрассудками [2003] C.Knapman, «White Women in Fiji 1835-1930» (1986), 9, цитирует из романа Geoffrey Dawson, «Queen Emma of the South Seas». . Она была вездесуща, ей было скучно, у нее не имелось целей. Эта женщина была самодовольна, педантична и назойлива, ей было нечего делать, кроме как проклинать страну, ругать слуг, писать письма домой, играть в теннис и обмениваться сплетнями с подругами за джином или виски. Если вы встречали ее в клубе «Гарден» в Коломбо, то, как сказал Леонард Вулф, она могла «сказать вам, что вы ели на ужин две недели назад в Джафне» [2004] Ondaatje, «Woolf in Ceylon», 41. . Британка непомерно беспокоилась и суетилась из-за отличительных черт статуса и тонкостей этикета. Говорили, что «появление первого серебряного кофейника изменило лицо Нигерии» [2005] S.Leith-Ross, «Stepping Stones: Memoirs of Colonial Nigeria 1907-60» (1983), 84. . В Малайе она помогала установить между двумя расами «железный занавес незнания» [2006] Allen, CSSH, 12, 169. .