Василий Сидихменов - Китай: страницы прошлого

«Когда он только что туда входит, то напоминает голого нищего, несущего короб. Когда выкликают имена, то чиновник кричит, слушатели бранятся… Студент, словно преступник в тюрьме. Когда он приходит в свою келью, то что ни дыра — то высунута голова, что ни конура — то торчит нога… Студент походит тогда на замерзшую к концу осени пчелу.

Когда он выйдет с экзаменационного двора, настроение темным-темно. Небо и земля кажутся какого-то особого цвета, измененными. Студент похож тогда на большую птицу, выпущенную из клетки.

Но вот он начинает ждать экзаменационного объявления. Его пугают уже и трава, и деревья. Его сон полон причудливых фантазий. Стоит лишь ему представить на минуту, что желаемое достигнуто, как в одно мгновение вырастают перед ним терема, залы, хоромы. Вдруг, наоборот, придет ему в воображение картина потери надежд — и сейчас же тело и кости сгнили. В эти дни, гуляет ли, сидит ли он, ему трудно сохранить спокойствие, и студент напоминает мне обезьяну на привязи.

Вдруг влетает верховой с вестями. А на листе меня-то и нет! И тогда все настроение резко меняется. Весь я как-то деревенею, словно умираю… совсем как муха, нажравшаяся яду: как ни трогай ее — не чувствует».

Маньчжурские власти стремились проводить государственные экзамены с максимальной торжественностью и помпезностью. В сатирическом романе У Цзинцзы «Неофициальная история конфуцианцев» (XVIII в.) эта сторона экзаменов изображается так: «Сначала перед экзаменационным двором выстрелят три раза и откроют ворота на улицу, еще три раза — и распахнутся Драконовы ворота… Всего девять выстрелов… Письмоводитель из административной палаты опустится на колени и будет молить императора Гуаньди, укротителя духов трех миров, сойти в зал для изгнания нечистой силы, а потом попросит телохранителя бога генерала Чжоу Цана следить за порядком на экзаменах. Зонты уберут, и правитель области совершит поклонение, письмоводитель из административной палаты снова опустится на колени и начнет молить бога литературы Венчана и покровителя наук Цзы Туна возглавить экзамены, а духа Куйсина — озарить экзамены своим светом».

Как ни старались власти создать на экзаменах видимость объективности, с ними всегда было связано немало злоупотреблений. Так, за кандидатов из богатых семей сочинения часто писал какой-ни-будь студент вне экзаменационного здания. Для того чтобы передать это сочинение находившемуся «в заточении» абитуриенту, подкупались стражники или надзиратели. Самые состоятельные кандидаты давали взятки даже главному экзаменатору, который, как правило, носил очень высокий сан. Бывали случаи, когда богатый соискатель ученой степени, опасаясь провала, посылал вместо себя на экзамены подставное лицо.

Но даже сдавшим официальный экзамен не так-то просто было получить государственную должность: вакансий было значительно меньше, чем претендентов на них, и это порождало ожесточенную борьбу за «теплое местечко». Взятки, протекции и покупка чиновничьих должностей были обычным явлением. Этому способствовали сами маньчжурские императоры: они без экзаменов давали ученые степени сыновьям и внукам влиятельных сановников и лицам, жертвовавшим крупные суммы на нужды правительства. Так, император Канси издал в 1677 г. указ, разрешавший продажу должностей сроком на три года. При императоре Цяньлуне дважды официально разрешалась продажа должностей.

Не выдержавший экзамена (а такая перспектива ожидала большинство кандидатов из-за чрезвычайно ограниченного числа вакансий) мог через некоторое время экзаменоваться второй, третий раз и т. д. — в том случае, конечно, если он был состоятельным человеком и имел достаточно свободного времени. Поэтому на экзаменах нередко встречались разные поколения одной семьи — дед, сын и внук. За прилежание и настойчивость ученую степень иногда получали дряхлые «студенты» (в возрасте восьмидесяти лет и старше).

Кастовая система конфуцианского образования объективно преследовала цель не допускать простолюдинов в сословие чиновников. При такой системе чиновниками могли (за редким исключением) стать только представители ученого или служилого сословий. Они оберегали интересы феодальной верхушки, не допускали изменения установленных порядков, выступали против всякого прогресса, отвергали любые новшества.

Добившийся ученой степени всем своим поведением и видом стремился показать, что он отличается от простолюдинов. Покрой и цвет одежды, головной убор, обувь и вообще наружность составляли предмет его главной заботы. Его нос обыкновенно украшали большие очки в роговой оправе, которые он часто носил лишь для важности. Ногти были длинные — пусть все видят, что их обладатель не унижается до физического труда. Такой ученый держал в руках веер с написанными на нем классическими изречениями. Нарочитая вежливость и утрированная церемонность были характерными чертами «ученого мужа», отличавшегося претенциозной заносчивостью.

Многие прогрессивные деятели феодального Китая осуждали государственную экзаменационную систему. Так, известный ученый Лун Цижуй (1814–1853) писал: «Соберите людей на рынке и выберите выдающегося из них; найдите человека на улице и дайте ему должность; его преданность и надежность, его способность наблюдать и различать, вероятно, сравнятся со способностями ученого, а может быть, и превзойдут их. Ему не хватает лишь маловажной тренировки в сочинениях, рифмоплетстве и в соблюдении этикета… Но ведь сочинительство, рифмоплетство и соблюдение этикета не помогут в управлении страной, да и сами правители, видимо, не очень в этом сильны. Какая же разница между ними и человеком, случайно встреченным на улице?!»

Прогрессивный ученый, политический деятель и публицист конца XIX-начала XX вв. Лян Цичао так характеризовал экзаменационную систему: «Экзамены и подготовка к ним занимали всеобщее внимание; студентам только нужно было выучить сухой и подражательный язык, чтобы быть готовым к борьбе за должность, богатство и славу. Вся страна занималась этим, и люди один за другим пренебрегали своим образованием и способностью рассуждать».

Народ высмеивал «ученых», неспособных к практической деятельности. Это нашло отражение в китайской литературе, например в рассказе «Два сюцая и сапожник».

«Однажды два сюцая, Чжан и Ли, возвращались домой после сдачи государственных экзаменов. Шли они долго, так долго, что у обоих во рту пересохло от жажды. Проходя по какой-то деревне, они увидели за бамбуковой изгородью финиковое дерево со спелыми плодами. Сюцай Чжан сказал:

— Прошли мы долгий, извилистый путь. Пыли наглотались предостаточно. У меня голова кружится от жажды, поедим-ка фиников, увлажним рот и губы сладкой влагой.