Василий Татищев - Великие российские историки о Смутном времени

Великая дума началась усердными молитвами в Успенском соборе у гробов московских угодников и трехдневным постом. Затем открылись совещания об избрании царя. Тут прежде всего представился вопрос об иноземных принцах: были и такие боярские голоса, которые напоминали о присяге, данной Владиславу; еще более явилось сторонников шведского королевича Филиппа, за которого стоял Великий Новгород с своим архиепископом Исидором. Но возбуждение против иноземцев вообще было уже так велико, что с этим вопросом покончили скоро: и решили не выбирать никого из иностранцев наравне с Маринкиным сыном, а выбрать государя из коренного православно-русского рода. Этот приговор значительно облегчал задачу; но предстояло еще немало труда, чтобы разрешить ее удовлетворительно и окончательно.

На Соборе голоса разделились между несколькими знатными московскими родами, каковы: Мстиславские, Голицыны, Воротынские и Романовы. По некоторым свидетельствам, в числе кандидатов появились даже главные вожди ополчения, освободившего Москву от поляков, т. е. князья Трубецкой и Пожарский. Впрочем, это более косвенные свидетельства, чем прямые.

Были, вероятно, другие претенденты, о которых источники не сохранили нам указаний. Немало времени прошло в спорах и пререканиях между партиями, на которые разбился Собор. По свидетельству летописцев, некоторые вельможи прибегали к подкупам и не щадили своего имущества на раздачу даров, а еще более не скупились на обещания. Но мало-помалу число претендентов стало уменьшаться. Одни сами отказались от своей кандидатуры. Так князь Ф.И. Мстиславский, будучи человеком пожилым и бездетным, и прежде в подобных случаях не поощрял своих сторонников, а теперь, по всем признакам, уклонился окончательно. То же, вероятно, сделал скромный князь Пожарский, когда увидал, что не может иметь успеха как представитель захудалого рода. Князья И.М. Воротынский (на пиру у которого заболел Михаил Скопин) и Д.Т. Трубецкой, хотя принадлежали к знатным родам, а последний считал себя спасителем отечества, но они не имели за собою любви народной; а потому, не получив поддержки, волею-неволею должны были тоже устраниться. Таким образом, наиболее степенная кандидатура сосредоточилась, собственно, около двух боярских семей: Голицыных и Романовых; первые принадлежали к потомкам Гедимина, а вторые были коренного русского происхождения. Очевидно, на них уже давно указывало общественное мнение: недаром же сообразительный гетман Жолкевский постарался устранить их как опасных соперников королевичу Владиславу, отправив послами к королю главных представителей этих двух семей, т. е. князя В.В. Голицына и митрополита Филарета. Мы видели, что по свержении Шуйского Гермоген прежде других предлагал избрать князя В.В. Голицына. В числе его многочисленных приверженцев находим братьев Ляпуновых. Пожарский отзывался о том же князе, как о таком столбе, за которого все бы держались. Подобные отзывы свидетельствуют, собственно, о личном глубоком уважении к Голицыну; но в народе не видим такого уважения, и естественно: князь Василий Голицын, при своем уме и способностях, не ознаменовал себя в Смутную эпоху никакими выдающимися подвигами; все время царствования Шуйского он интриговал против него и заводил крамолу. Только во время своего посольства к Сигизмунду и во время плена он, наряду с Филаретом Никитичем, своею твердостью и патриотизмом возбуждает к себе сочувствие. Но именно этот плен и служил главным препятствием к его избранию; а за его отсутствием никто из братьев не мог его заменить: Андрей был убит поляками; Иван же, по-видимому, представлялся личностию слишком незначительною. Поэтому и голицынская кандидатура в конце концов была отстранена. Следовательно, оставались только Романовы. Филарет Никитич, томившийся в том же плену, как монах, все равно не мог занимать престол. Из его братьев в живых оставался только Иван Никитич, который находился еще в цвете лет. Однако партия Романовых не его выставила своим кандидатом, а его племянника Михаила Федоровича. Гетман Жолкевский, конечно, предвидел, что Иван Никитич не будет опасным соперником Владиславу; но он ошибся, считая Михаила Федоровича еще слишком юным, чтобы явиться претендентом на московский престол. А между тем ранняя юность Михаила и послужила едва ли не главным условием, обратившимся в его пользу.

При этом не надобно забывать, что польские начальники, спровадив Филарета Никитича к Сигизмунду, отнюдь не оставили в покое или на свободе его семью. Иван Никитич, старица Марфа и ее сын Михаил удержаны были в столице как бы в качестве заложников, и тут, живя в Кремле вместе с другими боярскими семьями, они принуждены были выдерживать все ужасы осады сначала от ополчения Ляпунова, а потом Пожарского. Любопытно, что остававшийся в Москве член фамилии Голицыных Андрей Васильевич, очевидно считавшийся опасным, был просто убит поляками, а Михаил Феодорович Романов выпущен ими здравым и невредимым. Нельзя не признать в этом случае действия высшего Промысла, который бодрствовал над своим избранником.

В его пользу сложилась теперь целая совокупность разных условий.

Во-первых, всякий выдающийся боярин зрелых лет во-лею-неволею принимал участие в событиях Смутного времени, имел за собою немало грехов и, во всяком случае, более или менее бурное прошлое, принадлежал к той или другой партии, имел не только сторонников, но и много противников или завистников; иной не один раз присягал или изменял присяге. Вообще бояре неохотно подчинились бы кому-либо из своих товарищей, с которым они привыкли обращаться на равной ноге. Другое дело юноша, только что выходивший из отроческих лет, не причастный никаким кровавым событиям и партиям, никаким прошлым грехам и не имевший личных врагов. Следовательно, его кандидатура менее других могла встретить недоброжелательства и противодействия между боярами. Во-вторых, огромное большинство средних классов и простого народа должно было решительно оказаться на стороне Михаила Феодоровича, потому что он принадлежал к любимой и всеми уважаемой семье, несчастия которой и несправедливо претерпенные гонения еще усилили народное к ней расположение или так называемую популярность. В-третьих, в глазах народа большое значение имело его родство с последними государями из династии Владимира Великого. Отец его приходился двоюродным братом царя Феодора Ивановича, племянником царицы Анастасии и сыном Никиты Романовича; а обо всех этих трех лицах сохранилась в народе самая светлая и теплая память. Это родство и близость к угасшему любимому царскому дому, как известно, в глазах народа представлялись столь важным условием, что кандидатура Романовых уже при кончине Феодора выдвигалась на передний план; но интриги и властное положение Бориса Годунова успели тогда ее устранить. А теперь, по окончании неудачных опытов с Годуновыми и Шуйскими, она выступила с новою и еще большею силою. В-четвертых, среди бояр не оказалось более ни одной фамилии, которая могла бы соперничать с Романовыми. Самые могущественные из них Годуновы и Шуйские в свое время достигли престола, но не удержались на нем и уже навсегда были устранены; а Мстиславские, Воротынские и даже Голицыны, несмотря на попытки, должны были также устраниться по вышеуказанным причинам.