Александр Доманин - Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

К чести монголов, нужно сказать, что этот не красящий их обычай не стал основным способом заключения брачных отношений. Гораздо чаще все проходило вполне мирно, по взаимному согласию… родителей жениха и невесты. Впрочем, мнение молодых, по-видимому, тоже учитывалось, и нам известен по крайней мере один случай, когда будущий зять еще в юном возрасте долго жил в семье потенциального тестя, привыкая к своей невесте. Этим мальчиком был Темучин. В этом же случае мы наблюдаем давно установившийся обычай брать невест в какой-либо род из одного и того же рода. Мужчины из этих родов называли друг друга «сватами». Именно так обращается отец Борте, Дай-сэчен, к Есугэй-багатуру уже при первой их встрече, когда о самом браке детей еще и речи не шло.

При заключении брачного договора обычным был обмен дорогими подарками. Рашид ад-Дин и Рубрук утверждают, что женихи платили за невест калым, причем иногда огромный — стадо овец или коней. Точно так же невеста должна была преподнести своей свекрови очень дорогой подарок. [32] Есть сведения и о выплате приданого, но очевидно, что в XII веке этот обычай еще далеко не сформировался. Гораздо вероятнее его позднее заимствование у более развитых народов. Однако в понимании монголов это никак не считалось куплей-продажей, а воспринималось как знак взаимного уважения родителей, воспитавших таких хороших детей. Калым был не платой за невесту, а уважительным подношением свата новому родичу; подарок невесты своей свекрови шел от лица невестиной матери. В итоге происходил некоторый обмен ценностями, и кто-то мог остаться в выигрыше; но в целом, вероятно, этот своеобразный «бартер» был достаточно адекватным и представлял собой своего рода суррогат торговли. Отметим, к слову, что подарки дарились также молодым на свадьбу, и на рождение ребенка, и по некоторым другим поводам. И чем влиятельнее и родовитее был одариваемый, тем богаче должны были быть и подарки, ибо главное в подарке — уважение; так что бедное подношение уважаемому члену рода могли расценить и как завуалированное оскорбление.

Блюдо из дерева

Здесь самое время перейти к тем важным категориям монгольских обычаев, которые выходили за рамки сугубо родовых отношений, — точнее, были верным показателем того, что в XII веке монгольский родовой строй находился уже в процессе разложения. Это вопросы собственности и наследования, имущественного и правового неравенства, взаимоотношений внеродовых социальных групп нового типа.

Крупнейшим противоречием, во многом определившим особенности общественной жизни монголов, была двойственность в отношениях собственности. Земля или место для кочевья (то есть юрт или, по-монгольски, «нутуг») была сугубо родовой собственностью. Род владел своим юртом из поколения в поколение, и эта земля была неотчуждаемым владением до тех пор, пока существовал сам род. Известен случай, когда земля по-прежнему оставалась родовой собственностью, хотя сам род здесь давно уже не кочевал. Речь идет о знаменитой горе Бурхан-Халдун, которая вместе с окрестностями находилась в родовой собственности у племени урянхатов. На практике же она была почти ничейной землей, так как урянхаты кочевали далеко к северу от нее. Поэтому предгорья Бурхан-Халдун стали Меккой для многих изгоев, лишенных родовых земель по закону или по праву силы. Именно у этой горы прошли отрочество и юность Темучина; густые заросли на ее вершине не раз спасали его от врагов, и не случайно впоследствии Чингисхан превратил ее в священную гору монголов. Но хотя Кият-Борджигины и пользовались этими землями как собственным кочевьем, формально она оставалась землей урянхатов. И даже через десятилетия после смерти Чингисхана эта священная для всех монголов гора охранялась тысячей воинов из урянхайского племени. Никто другой не мог ступить на эту землю без их позволения. Так что даже и в сильном феодальном государстве земля еще долго сохраняла все признаки родовой собственности.

Совсем иначе обстояло дело с остальным, помимо земли, имуществом монголов. Все его составляющие — скот, юрты, повозки, оружие и предметы обихода — находились в индивидуальной или, по крайней мере, семейной собственности. Каждая семья, каждый отдельный аил обладали индивидуальным имуществом, которым безраздельно распоряжался глава семьи, а в случае его смерти управление собственностью переходило к вдове — до того времени, пока сыновья не женятся. Однако и при женитьбе сыну отдельная доля выделялась, только если он хотел кочевать собственным аилом. Окончательно семейное достояние делилось сыновьями после смерти родителей. Примером этому может послужить, в частности, раздел собственности сыновьями Алан-Гоа после ее смерти. До этого имущество семьи было единым, хотя Добун-Мерген к тому времени уже лет двадцать как лежал в могиле. Примечателен и сам этот раздел: четыре старших брата поделили все между собой, оставив младшего, Бодончара, ни с чем. Между тем у монголов в ходу был обычай, по которому младший сын получал основное имущество отца — разумеется, после выделения доли старших братьев. Ему доставалась юрта отца и вся его личная собственность (включая и собственность всех отцовских жен). Поэтому к имени младших сыновей прибавлялось еще и прозвище «отчигин», то есть «хранитель» или «владыка домашнего очага». Между прочим, отсюда можно сделать и вывод, что главным в этой ситуации были не столько имущественные отношения, сколько желание сохранить некое семейное единство. Из некоторых, пусть и не совсем ясных, намеков наших источников можно заключить, что младший сын редко участвовал в войнах и набегах, которыми активно занимались его старшие братья. «Отчигины» были именно охранителями отцовского юрта, несли ответственность за жизнь и имущество всех, кто оставался дома. Это, по-видимому, являлось одновременно и страховкой на случай гибели старших братьев в непрерывных степных войнах; род отца продолжал находившийся в относительной безопасности младший сын. И, во всяком случае, у нас нет оснований утверждать, что младший всегда получал большую часть доли: более того, есть точные сведения, что зачастую все происходило совершенно иначе.

Так, например, случалось, если сыновья не выделялись в отдельные аилы, а продолжали кочевать совместно, даже после образования собственных семей. При подобном развитии событий роль главы семьи, как правило, переходила к старшему женатому сыну, и именно он распоряжался семейным имуществом. Как раз такой случай мы наблюдаем в роду Кият-Борджигинов, где после смерти Есугэй-багатура главой рода вначале стала его вдова Оэлун, а затем, после женитьбы Темучина, власть в роду перешла к нему. Впрочем, стоит сказать, что, по всей вероятности, четкого закона на этот счет не было, и многое зависело как от личных качеств наследников, так и от общей ситуации. В конце концов, семья Есугэя не разделилась на отдельные аилы главным образом в силу собственной бедности и невозможности выделить сыновьям достойные доли, имея которые, они могли бы уверенно вести самостоятельное хозяйство.