Александр Вигилев - История отечественной почты. Часть 2.

Но допустим, что Ф. В. Тютчев заплатил ямщикам. По записям Денежного стола известен расход прогонных денег в других городах. Сложим все вместе. Получим 152 рубля, 16 копеек и 1 деньгу. Совершенно непонятная цифра! За гоньбу платили меньше установленного, а расход прогонных денег оказался больше.

В чем дело? Столбцы Московского стола сохранили черновик подорожной 1700 г.: «Сего майя в 19 день по указу (царский титул) Петра Алексеевича письма нужные посланы с Москвы из Разряду через почту к боярину к Тихону Никитичу Стрешневу наскоро Переславской ямской слободы с ямщиком Серешкой Пантелеевым до Тулы, а с Тулы те письма вести почтарям до Воронежа, переменяясь в городах на почтах днем и ночью с великим поспешением и бережением. А на Воронеже те письма подать стольнику и воеводе Еремею Хрущеву. А с Воронежа те письма, ему, Еремею, послать наскоро ж того ж числа и часа, в котором числе поддаты будут, чрез почту водяным путем реками Вороной и Доном до Паншина или где съедут (здесь в смысле — встретят) боярина Тихона Никитича. А съехав, те посланные письма подать ему, боярину Тихону Никитичу, а опричь ево, боярина Тихона Никитича, те письма никому не отдавать и не распечатывать» [124]. Эта подорожная удивляет своей необычностью. В первую очередь, надо обратить внимание на дату отъезда гонщика—19 мая, в тот день, по графику, почта не ходила. И, второе, — требование доставить корреспонденцию лично Т. Н. Стрешневу. Из архивной записи известно, что почта состояла из восьми отписок из разных городов и, очевидно, носила секретный характер. Отправление такого рода носило название «чрезвычайной», или «необыкновенной», почты и отпускалось вне графика,

Первые сведения о чрезвычайных почтах относятся к 1695 г., когда в Азов были доставлены «кумпасы и иные часы». Посылку везли в «суме с орлом», из Москвы ее отправили 21 августа. Письма в суме отсутствовали [125]. Можно рассчитать число чрезвычайных почт в 1700 г. Их было не менее 21. Точнее сказать невозможно, так как неизвестна дата начала почтовой гоньбы до Воронежа.

Петр I принимал непосредственное участие в создании воронежской почты. Он сам читал проекты указов по этому вопросу, правил их собственной рукой или давал указания секретарям. К сожалению, не сохранилось черновиков распоряжений 1700 г., и трудно сказать, что изменил Петр в первоначальных вариантах. Возможно, его правка в корне меняла смысл документа, как это получилось с одной бумагой 1708 г. Тогда в ноябре курьер Михаил Хитров должен был выехать из Глухова в Воронеж для «установления», как написал по старинке подьячий, «подвод ради шествия великого государя». Царь вычеркнул эти слова из наказа; жирное перо рассыпало созвездие клякс по бумаге и вписало «почту». Вместо фразы о том, что на почту надо подобрать хороших лошадей «по рассмотрению», Петр указал, «а на тех станах поставить по 12 лошадей добрых» [126].

«Под жестоким страхом и под смертною казнью» должны были беречь почту посыльные. И когда почтарь Василий Букин под Дедиловым свалился вместе с корреспонденцией в реку, думали, что ему несладко придется. В черновике указа по этому поводу говорилось «тово почтаря бить батоги и сослать в Азов с женою и детьми, буде такие есть, навечно» [127]. В следующем году ефремовский воевода доносил, что на «стрельца Василия Осипова сына Букина» (обратите внимание на величание по отчеству) напали «два татя с дубьем» и хотели отнять почту. Но почтарь оказался не робкого десятка, избил грабителей плетью, а одного затоптал конем насмерть. В списке людей, которым Разрядный приказ в 1701 г. «дал по шапке» [39] «Дать по шапке» в старину звучало совсем не так, как теперь. Шапка из «красного зверя» — волка, бобра, куницы — тогда была наградным знаком, чем-то вроде ордена или медали, отличавшего героя от остального населения, которое обычно ходило в заячьих «треухах». , значится фамилия ефремовского стрельца В. О. Букина [128].

Наказ курьеру Михаилу Хитрово 1708 г., правленый рукой Петра I

Ни на одной почтовой линии России так строго не наказывали за оскорбление почтарей и остановку гоньбы, как на воронежско-азовской. Беспрецедентный случай произошел в 1700 г., когда краснокутский воевода был посажен на три дня в тюрьму по приказу Ромодановского. Воевода провинился тем, что на полдня задержал почтаря, ехавшего из Таганрога. Формально Ромодановский был не прав, он не мог наказывать без царского указа. Воевода послал жалобу царю. Петр I рассмотрел челобитную и приказал бить воеводу батогами, чтоб впредь неповадно было останавливать почту.

Не избегали наказания и любимые царем иностранцы. В 1696 г. сотник Крюгер, немец на русской службе, отколотил «почтового стрельца», а его жена сорвала с почтаря знак его должности, медную бляху с гербом — двуглавым орлом — и бросила его в «непристойное место». Сотник и его жена были раздеты до нага и биты до бесчувствия батогами при большом стечении народа. Им прочитали указ, что за оскорбление почтаря они заслуживают смертной казни и лишь ради их «иноземства» великий государь смягчает кару [129].

Происходили грабежи гонцов даже в самой Москве. Иоганн Корб в своем дневнике рассказывал о нападении летом 1698 г. на почтаря, посланного в Воронеж. Почта относилась к «чрезвычайным». Гонец выехал из города ночью. Вез он несколько писем и очень дорогие корабельные инструменты. Утром на Каменном мосту нашли разбросанные письма, инструменты, а сам почтарь исчез без следа.

Чтобы почта доставлялась без задержек, дороги старались поддерживать в хорошем состоянии. Стоял на реке Сосне за Ельцом мост. В свое время его по царскому указу отдали Знаменскому женскому монастырю «на свечи и на ладан и им на пропитание» (напомним читателям, что в старину при проезде через мост брали особый налог «мостовщику»). Мост уже давно требовал ремонта, а починить его некому, нет у монастыря ни крестьян, ни бобылей. Весной 1696 г. во время ледохода талые воды подняли накат моста и поплыл он вниз по Сосне. Тогда елецкий воевода А. И. Ознобишин «но великой нужде» приказал устроить две гати через реку для переправы почты, царской казны и разных военных припасов. Нельзя было переправляться и через Дон, потому что, по словам воеводы, «от берегу льды отопрели и переезжать не мочно». Пришлось и тут настелить три гати. Обычно в половодье через Дон и Сосну устраивали перевоз на паромах. Но Ознобишин, осмотрев эти «суда», решил, что они слишком малы и плохи и для казенной надобности не подойдут. Стали искать у местных жителей «у кого объявятся комяги и лодки со всякими припасы» [130]. И хотя средства для переправы нашли, Разрядный приказ счел распоряжения воеводы недостаточными и велел силами ельчан построить мост через реку Сосну.