Барбара Такман - Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама

По причине призыва на военную службу, необходимого для постоянного наращивания темпа боевых действий, война напрямую затронула самые широкие слои американского общества. В середине 1966 года Пентагон объявил, что численность войск во Вьетнаме к концу года должна достичь 375 тысяч человек, а за первые шесть месяцев следующего года увеличится еще на 50 тысяч. К середине 1967 года количество военнослужащих достигло 463 тысяч человек, причем Уэстморленд просил еще 70 тысяч, чтобы общая численность подразделений превысила 525 тысяч человек, каковую цифру он считал «необходимым минимумом». Джонсон заявил, что «потребности и просьбы главнокомандующего (вооруженными силами во Вьетнаме) будут удовлетворены». Эта война не привлекала молодых людей, которые попадали под призыв, особенно тех из них, кто считал ее подлой и бесславной. Каждый, кто мог, пользовался освобождением от призыва на время получения высшего образования, тогда как менее обеспеченным приходилось надевать форму. Неравный призыв стал первым пороком Вьетнамской войны, с которым мы столкнулись у себя дома. Призванный понизить степень общественного недовольства, он оказался причиной раскола и расхождения во мнениях в американском обществе.

Люди собирались на митинги общественного протеста, проводили демонстрации в студенческих городках, а антивоенные марши приобретали все более радикальный характер и сопровождались насилием. На этих маршах размахивали флагами Северного Вьетнама и выкрикивали лозунги в честь Хо Ши Мина. Огромная толпа набросилась на солдат в полевой форме, стоявших на лестнице у входа в Пентагон. Протестующих арестовали, некоторых женщин избили. При этом, поскольку в общественном сознании протест ассоциировался с наркотиками, длинными волосами и контркультурой того десятилетия, то он скорее замедлял, чем стимулировал всеобщее недовольство. По данным одного опроса, широкая публика воспринимала антивоенные демонстрации как «подстрекающие коммунистов сражаться еще более ожесточенно». Уклонение от призыва и сжигание американского флага приводили в ярость патриотов. Тем не менее возрастало чувство дискомфорта, вызванное восприятием этой войны как жестокой и безнравственной. Бомбардировки расположенной в Азии небольшой аграрной страны, независимо от того, коммунистическая она или нет, нельзя было считать крайней необходимостью. Сообщения, поступавшие в «Нью-Йорк таймс» от Харрисона Солсбери, очевидца авиаударов по гражданским объектам Ханоя (эти факты сначала отвергались, а потом были признаны ВВС), вызвали волну возмущения. Данные социологических исследований показывали, что из-за выбранных методов ведения войны рейтинг Джонсона опускается до отрицательных значений; впоследствии ему так и не удалось снова получить поддержку большинства. Сообщения о военнопленных, которых мимоходом сбрасывали с вертолетов, и о других случаях проявления крайней жестокости показали американцам, что их страну тоже можно обвинить в зверствах. Бесчестное поведение Америки за рубежом заставило наших ближайших союзников, Британию, Канаду и Францию, начать относиться к нам с недоверием.

Считается, что война приводит к сплочению народа, но война, которая вызывает неодобрение, например война на Филиппинах 1900 года или Англо-бурская война, ведет к еще более глубокому разобщению нации. Когда «новые левые» и прочие радикалы сделались более агрессивными и неразборчивыми в средствах, они углубили пропасть между собой и респектабельным средним классом и навлекли на себя ненависть профсоюзов и «желтых касок» (рабочей элиты). Как долго мы можем выдержать этот «духовный разлад»? — такой вопрос задавал в 1967 году Рейсшауэр в своей книге «После Вьетнама». Для некоторых образ собственной страны утратил всякую привлекательность. Национальный совет церквей заявил, что Америку «представляют как преимущественно страну белых, которая использует свою подавляющую мощь, чтобы уничтожить побольше азиатов». Мартин Лютер Кинг (младший) сказал, что больше не может упрекать в актах насилия собственный народ, не осудив «крупнейшего в мире проводника насилия, которым сегодня является мое собственное правительство».

Это признание вселяло ужас. Новое и неожиданное восприятие самих себя как «плохих парней» в разделенном на два полюса мире и понимание того, что проводником насилия является «мое собственное правительство», свидетельствовали об эволюции сознания, грозившей самыми серьезными последствиями. Первым признаком серьезного недоверия правительству и даже отвращения, которое оно вызывало, стало нежелание голосовать. «Вы проголосовали в 1964-м и получили Джонсона — к чему теперь беспокоиться?» — гласила надпись на транспаранте во время антивоенного митинга в Нью-Йорке. В Стэнфордском университете вице-президента Хамфри забросали нелицеприятными вопросами. «Ухудшение состояния каждой формы государственного правления начинается с разрушения принципов, на которых она была основана», — еще в XVIII веке написал Монтескье в своей книге «О духе законов».

В самих Соединенных Штатах сообщения администрации о войне воспринимались все с меньшим доверием, причем в значительной степени в этом были повинны военные. Когда-то им внушили, что обман необходим для введения в заблуждение противника, и теперь они по привычке вводили в заблуждение всех подряд. Каждый род войск и высшее командование манипулировали новостями либо в интересах «национальной безопасности», либо чтобы «подрихтовать» свой не очень привлекательный образ, либо с целью выиграть очередной раунд постоянного соперничества между родами войск, либо ради того, чтобы скрыть допущенные ошибки, либо чтобы приукрасить заслуги того или иного военачальника. В условиях, когда разгневанная пресса страстно желала разоблачений, общество не оставалось, как часто бывало, в полном неведении относительно совершенно неубедительных измышлений, лежавших в основе этих жульнических коммюнике.

Инакомыслие стало распространяться и среди представителей истеблишмента. В 1966 году Уолтер Липпман целый вечер убеждал издателя «Вашингтон пост» Кэтрин Грэм (до этого входившую в число самых непреклонных «ястребов»), что «приличные люди больше не могут поддерживать эту войну». Тревожащие общество военные траты, которые достигли миллиардов долларов, обеспечили будущее превышение расходов над доходами и стали причиной инфляции и неблагоприятного платежного баланса, что беспокоило многих представителей деловых кругов. Некоторые бизнесмены вливались в оппозиционные группы. В сравнении с бизнес-сообществом эти группы были относительно малочисленными, но они получили поддержку, когда такая заметная фигура как Марринер Экклс, бывший председатель совета управляющих Федеральной резервной системы, публично высказался в поддержку группы под названием «За немедленное проведение переговоров», организованной Гэлбрейтом и Артуром Шлезингером-младшим. Время от времени общее молчание нарушал голос кого-либо из бывших членов правительства. Джеймс Томпсон, один из входивших в правительство инакомыслящих, который покинул Дальневосточный отдел Госдепартамента в 1966 году, написал письмо в «Нью-Йорк таймс», в котором утверждал, что всегда есть «конструктивные альтернативы». Подобно герою телесериала Берку, он утверждал, что Соединенные Штаты, являясь величайшей державой на Земле, обладают «способностью не только потерять лицо, но также признать свои ошибки и проявить великодушие».