Шарль де Голль - Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946

Собрание — я в этом уверен — желало бы, чтобы все еще стоящие перед нами огромные задачи были решены под руководством Великого Француза, который, заявив о себе в полный голос в черные дни Перемирия, привел Родину к освобождению и победе.

Сейчас, когда вы добровольно покидаете высокую должность, полученную вами из рук народных представителей, я уверен, что выражу их волю, еще раз передав вам их наилучшие пожелания и признательность всей страны.

Примите, господин Председатель, заверение в моем высоком к вам уважении.

Мой Генерал!

Председатель правительства Гуэн неоднократно просил меня представить ему проект декрета, определяющего ваше армейское звание, которое я, естественно, хотел бы видеть самым высоким.

Прежде чем дать ответ главе правительства, я хотел бы знать ваше мнение относительно целесообразности такого решения. Нельзя, в самом деле, допустить, чтобы оно — таково, по крайней мере, мое мнение — было истолковано как ваше удаление от активной деятельности, под чем я никогда не поставлю своей подписи.

Если бы у вас появилась возможность принять меня и изложить по этому вопросу вашу точку зрения, я был бы несказанно рад.

Прошу вас, мой Генерал, принять заверение, что я по-прежнему остаюсь вам искренне предан.

Мой дорогой Министр!

Отвечаю на ваше письмо от 8 апреля.

Начиная с 18 июня 1940, дня, когда я вышел из рядов кадровой армии, чтобы вступить на совершенно необычный путь, произошло столько различных по своему характеру и масштабам событий, что «упорядочить» беспрецедентное положение нет никакой возможности.

К тому же, не было никакой нужды менять хоть что-то в этой ситуации, которая продолжалась как великое испытание пять лет, семь месяцев и три дня. Любое «административное решение», которое было бы принято сегодня, выглядело бы странным и даже смешным.

Единственной оправданной мерой было бы оставить все как есть. Придет смерть и устранит это затруднение, если, конечно, оно действительно существует.

Примите, мой дорогой Министр, заверение в моих самых лучших к вам чувствах.

В нашей героической и истерзанной Нормандии город Байё и его окрестности были свидетелями величайших исторических событий. И они доказали, что были достойны этих событий. Именно здесь попавшие в катастрофу четыре года до этого Франция и ее союзники ступили на путь, который привел их к окончательной победе. Именно здесь подвиг тех, кто не склонил головы, послужил примером для начавшегося 18 июня 1940 объединения национальных сил и возрождения французской армии. Этот подвиг стал символом борьбы за правое дело.

И именно здесь, на древней земле предков, вновь появилось наше государство! Государство законное, поскольку основанное на национальных интересах и чувствах; государство суверенное, поскольку его самостоятельность завоевывалась в победоносной битве за свободу, в то время как порабощение создавало лишь видимость государственности; государство, сохранившее свои права, свое достоинство, свой авторитет вопреки попыткам отречения и заигрываниями с врагом; государство, огражденное от иностранного вмешательства; государство, сумевшее объединить вокруг себя Нацию и Империю, сплотить все силы Родины и Французского Союза, добиться вместе с союзниками окончательной победы, вести на равных диалог с другими великими державами мира, сохранить внутри страны общественный порядок, обеспечить торжество правосудия и приступить к восстановлению разрушенного хозяйства.

Это великое дело не могло быть совершено в рамках прежних государственных институтов, поскольку они не отвечали национальным интересам и сами отвернулись от них в водовороте событий. Ждать от них спасения было бессмысленно, и оно должно было прийти с другой стороны.

Прежде всего, его принесла стихийно вырвавшаяся из глубин нации элита, которая, поднявшись выше любых классовых и партийных пристрастий, посвятила себя борьбе за освобождение, величие и обновление Франции. Понимание своего морального превосходства, восприятие самопожертвования и подвига как святого дела, желание первым откликнуться на рискованное и опасное поручение, презрительное отношение к суете, амбициям и интригам, непреклонная вера в силу и умение своей мощной, скрытой от чужих глаз организации и такая же вера в победу и счастливое будущее Родины — таков психологический портрет этой элиты, которая начала с нуля и ценой огромных жертв повела за собой всю Империю и всю Францию.

Но она ничего не смогла бы сделать без поддержки широких масс французского народа. В своем инстинктивном желании выжить и победить народ видел в катастрофе 1940 лишь трагический эпизод мировой войны, на переднем крае которой оказалась Франция. Если многие временно согнулись под грузом обстоятельств, то тех, кто сознательно пошел за новой властью, насчитывалась жалкая кучка. Никогда Франция не принимала врага за друга и не сомневалась, что спасение может принести только меч свободы. По мере того как в клочья разлеталась паутина лжи, глубинные чувства народа обретали свою реальную форму. Повсюду, где появлялся Лотарингский крест [139] Лотарингский крест, средневековый христианский и геральдический символ. Был предложен в качестве эмблемы организации «Свободная Франция» при ее создании в Лондоне в 1940 Тьери д'Аржанлье, носившим в то время звание капитана III ранга, ставшим затем адмиралом, бывшим до службы в военно-морских силах монахом отцом Людовиком. — Прим. ред. , рушилось строение фиктивной власти, которая формально имела конституционную основу. Это подтверждало ту истину, что юридически и фактически государственная власть является таковой лишь в том случае, если выражает высшие интересы нации и опирается на доверие граждан. Возводить здание государственных учреждений на другой основе значит строить на песке и рисковать, что это здание вновь рухнет при первом же из тех кризисов, которые в силу природы вещей так часто потрясают нашу страну.

Вот почему после освобождения и спасения страны в результате одержанной победы, после восстановления национального единства первостепенной и неотложной задачей стало создание новых государственных институтов Франции. Как только для этого появилась возможность, французскому народу было предложено избрать депутатов Учредительного собрания с ограничением их полномочий определенными рамками и с сохранением последнего слова за самим народом. Затем, когда парламентский поезд стал на рельсы, мы сами покинули сцену, и не только для того, чтобы не вовлекать в партийную борьбу то достояние, которое в силу обстоятельств мы собой символизировали и которое, на деле, принадлежит всему народу, но и для того, чтобы никакое влияние человека, продолжающего руководить государством, не могло исказить волю законодателей.