Александр Островский - Кто поставил Горбачева?

«В связи с болезнью генсека, – пишет М.С. Горбачев, – заседания Политбюро и Секретариата вел Черненко. Лишь изредка он поручал мне вести Секретариат… Тихонов предпринял попытку взять на себя председательствование на Политбюро, но это не прошло. Прежде всего из-за Юрия Владимировича, который хотя и находился в тяжелом состоянии, ясности ума не терял» [1770].

На этой же почве произошло обострение отношений между H.A. Тихоновым и М.С. Горбачевым. «Как-то, – вспоминает Михаил Сергеевич, – еще в дни пребывания Андропова в Крыму, он сказал мне в телефонном разговоре, чтобы я обязательно выступил в качестве заключающего прения на Пленуме ЦК, который намечался на ноябрь». «Я стал обдумывать выступление, анализировать политические и практические итоги прошедших девяти месяцев. Как раз в этот момент из отпуска вернулся Тихонов. Узнав о том, что я намерен выступить на Пленуме, он тут же позвонил Андропову и заявил, что, поскольку слово предоставят Горбачеву, обязан выступить и он». Ю.В. Андропов не стал возражать [1771].

Юрий Владимирович не желал выпускать из рук бразды правления и не оставлял надежды вернуться в Кремль.

«Первые недели после операции, – пишет Е.И. Чазов, – Андропов, хотя и был подавлен всем случившимся, но продолжал еще работать в больнице – принимал своих помощников, проводил даже небольшие заседания, читал присылаемые материалы, принимал решения» [1772]. Подобным же образом характеризовал положение дел и А.И. Вольский. «Начиная с октября 1983 г. Юрий Владимирович уже был тяжело болен. Но даже когда он находился в больнице, не было ни одного дня, чтобы он не приглашал к себе тех или иных руководителей, своих помощников и не обсуждал с ними важнейшие вопросы страны…» [1773]

Подтверждение этого мы находим в воспоминаниях Г.А. Арбатова и А.Е. Бовина.

Как явствует из воспоминаний А.Е. Бовина, 1 сентября Ю.В. Андропов позвонил ему, «сказал, что завтра уезжает в отпуск» и предложил «к возвращению» подготовить записку по национальному вопросу. А.Е. Бовин составил такую записку и 30 сентября представил ее П.П. Лаптеву. После операции Ю.В. Андропов ознакомился с запиской, сделал на ней пометки и предложил А.Е. Бовину доработать ее с учетом сделанных им замечаний [1774].

Подобную же записку, посвященную проблеме творчества и интеллигенции, Ю. Андропов поручил подготовить Г.А. Арбатову и после операции тоже ознакомился с нею [1775].

Первоначально, по утверждению Е.И. Чазова, «никто, кроме врачей, не знал истинного состояния Ю. Андропова» [1776]. Но иностранными журналистами было замечено, что после встречи с американскими сенаторами, которая имела место 18 августа [1777], Ю.В. Андропов перестал появляться на людях [1778].

Это особенно стало бросаться в глаза осенью, когда в связи с гибелью южнокорейского самолета произошло дальнейшее обострение советско-американских отношений и за рубежом поднялась волна антисоветской истерии. Многие ожидали, что глава советского государства появится перед телекамерами, однако все ограничилось только тем, что 29 сентября в советской печати появилось «заявление» Ю.В. Андропова [1779], а 27 октября его ответы на вопросы газеты «Правда» [1780].

После 18 августа Ю.В. Андропов не принимал участия ни во встречах с главами и представителями иностранных государств и братских партий, которые посещали Москву, ни в общественно-политических мероприятиях, которые проходили в столице. Причем, если первоначально это объяснялось его нахождением в отпуске, что соответствовало действительности, затем, когда отпуск слишком затянулся, появилась версия о том, что генеральный секретарь простудился [1781].

Драматизм ситуации обнаружился в начале ноября, когда Ю. В. Андропов оказался неспособным участвовать в торжественном заседании, посвященном 66-й годовщине Октябрьской революции [1782], а затем в праздничной демонстрации 7 ноября [1783]. Это был первый случай, когда глава советского государства не участвовал в подобных торжествах.

Если до этого никто, кроме врачей, не имел представления о реальном состоянии здоровья Ю.В. Андропова, и Агитпроп мог объяснять его отсутствие на людях «простудой» [1784], теперь стало очевидно, что дело не в «простуде». И если советские средства массовой информации на этот счет хранили молчание, за рубежом отсутствие Ю.В. Андропова на трибуне Мавзолея 7 ноября вызвало оживленные толки [1785].

Но даже члены Политбюро не имели на этот счет полного представления. Судя по всему, они подняли этот вопрос перед К.И. Черненко только 10 ноября, т. е. только после ноябрьских праздников, когда собрались на очередное свое заседание. И только 17-го Константин Устинович проинформировал Политбюро о состоянии здоровья Ю.В. Андропова, причем, судя по всему, не вдаваясь в подробности. «О том, что Ю.В. Андропов находится в ЦКБ, – записал в этот день в дневнике В.И. Воротников, бывший кандидатом в члены Политбюро, – я узнал лишь сегодня» [1786].

Если верить Е.И. Чазову, «в середине (ноября) 1983 г.», т. е. после ноябрьских праздников, Ю.В. Андропов заговорил с ним «о бесперспективности своего положения» [1787]. Однако имеющиеся в нашем распоряжении мемуарные свидетельства лиц, которые контактировали с ним в это время, свидетельствуют, что Юрий Владимирович не терял надежду на выздоровление до самого последнего момента [1788].

По всей видимости, именно в это время в окружении Ю.В. Андропова возникли подозрения, что ухудшение его здоровья имеет искусственный характер. По свидетельству Ф.М. Бурлацкого, к Юрию Владимировичу явился один из его помощников и заявил: «Ходят упорные слухи, что кто-то через врачей мстит вам за борьбу с коррупцией… Надо бы тщательно проверить». Отмечая этот факт, Ф. Бурлацкий утверждает, что Ю.В. Андропов отнесся к подобным подозрениям с сомнением и не дал согласия на их проверку [1789].

Однако факты говорят о другом. «Мне, – вспоминает Е.И. Чазов, – позвонил Чебриков, председатель КГБ, которого я хорошо знал, и попросил заехать к нему. В новом здании КГБ вежливый секретарь Чебрикова тут же проводил меня в его новый кабинет, который своей официальной помпезностью разительно отличался от уютного кабинета Андропова в старом здании» [1790].

«Чебриков, – читаем мы в воспоминаниях Н.И. Чазова далее, – был явно смущен, растерян и не знал, как начать разговор. Думаю, что играло роль то, что он знал уровень наших отношений с Андроповым. «Знаете, Евгений Иванович, я получил официальное письмо от сотрудников КГБ, в котором они пишут о недостатках в лечении Андропова и требуют моего вмешательства в обеспечение процесса лечения». «И он показал мне письмо, которое, к моему удивлению, было подписано людьми, совсем недавно высказывавшими восхищение тем, что нам удалось так долго сохранять работоспособность Андропова» [1791]. Позднее Евгений Иванович уточнил, что одним авторов этого письма являлся начальник 9-го управления КГБ СССР генерал Юрий Сергеевич Плеханов [1792].