Алексей Смирнов - Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени

Наспех собранное московским правительством войско, посланное для освобождения Ладоги, разбежалось «с бедности», но в октябре Новгород снарядил новый большой отряд с пушками, осадивший Делавилля в Ладоге. Предприимчивый боярин готовил новые силы против шведов, собираясь выбить их из Ладоги и из лагеря под Корелой, как только встанет зимняя дорога. Пока же новгородские власти забрасывали Делагарди письмами, в которых обвиняли полководца в нарушении данной им Жолкевскому клятвы и обманном захвате новгородских дворян и купцов в качестве заложников. Упреки в поступках, недостойных благородного человека, в конце концов так разозлили Делагарди, что 9 ноября 1610 года он призвал новгородских воевод Одоевского и Долгорукого «закончить с неблагородными и постыдными писаниями, если только вы не хотите, чтобы посыльный с очередным письмом не закачался на виселице».

Вероятно, осенью 1610 года Делагарди решил для себя, что к достоинствам хорошего полководца относится умение забывать не только о поражениях, но и о вынужденных обещаниях, данных в сложные моменты жизни. Иначе трудно объяснить его ответ Жолкевскому, обвинившему своего клушинского противника в нарушении данного им после разгрома обещания не вмешиваться в московские дела, что порочило его имя честного рыцаря. Делагарди вежливо отписал гетману, что он не связан никакой присягой, иначе пусть покажут ее запись. Можно представить себе печальную улыбку польского героя, жившего по законам средневекового рыцарства, когда молодой соперник преподнес ему наглядный урок формального подхода к соглашениям между людьми чести!

Делагарди переслал Карлу IX свой ответ гетману, сопроводив его посланием Жолкевского, чтобы в Стокгольме не подумали, будто на поле боя под Клушином Делагарди выторговал себе свободу в обмен на предательство шведского монарха. Однако лишь военные успехи могли укрепить его пошатнувшиеся позиции при дворе. Но войск для этого не хватало. Шведский полководец, дожидаясь, пока к нему из Финляндии и Лифляндии подойдут достаточные для активных действий силы, повел с конца августа 1610 года пропагандистское наступление. Возможно, русские хотят видеть своим царем Владислава в силу своего глубокого провинциализма? Разве они не знают, что творят коварные агенты Папы Римского в других странах?

Вероятно, эти мысли двигали рукой Якоба Делагарди, когда он просвещал московитов о последних европейских событиях. Паписты убили короля Франции в его собственной карете! Они пытались взорвать короля Англии вместе со всем советом! Если уж русские так хотят иностранного государя, пусть они выберут себе в цари одного из сыновей шведского короля.

Высказывая это предложение в письме московским сословиям, датированном 24 августа 1610 года, Делагарди еще не представлял, что дает старт самой захватывающей интриге своей жизни. Пока же его занимали более актуальные и приземленные задачи. Прежде всего следовало забрать у русских старый долг — крепость Кексгольм. Начатая в сентябре осада продвигалась не слишком успешно. Артиллерии у Делагарди не было, первый лихой наскок с петардами защитники крепости отбили и демонстрировали твердую решимость стоять до победы.

Стены, поднимающиеся со всех сторон, постепенно развивают у осажденных чувство одиночества и ощущение брошенности. Делагарди попытался сыграть на этом, способствуя распространению в городе слухов, будто Москва после переворота погружена в хаос, а в Або вот-вот высадится шведский наследный принц Густав Адольф с большим войском и крепостной артиллерией, чтобы покарать русских в Кексгольме.

Но тут в крепость добрался посланец Ивана Салтыкова из Новгорода, отправленный для приведения Кексгольма к присяге на имя Владислава. Вся тщательно выстроенная шведская пропаганда рухнула в один день. Осажденные, узнав, что о них помнят, воспряли духом. Они сообщили Делагарди, что признали царем Владислава, старые договоренности Шуйского со шведами потеряли силу и к ним на помощь движется большое войско. Хотя шведы отогнали новгородские отряды, спешившие на лодках и ладьях по Ладоге на помощь осажденным, самим им тоже не удалось превратить это пресноводное море в путь снабжения своего осадного войска. Русские захватывали шведские лодки с припасами, пробирающиеся вдоль берега, а казаки и стрельцы, посланные из Новгорода, перехватывали отряды шведских снабженцев, рыскавших по окрестным деревням в поисках продуктов. Одних убивали, других уводили в Новгород и там беспощадно секли розгами на площади, поднимая с помощью подобных общественных экзекуций боевой дух жителей.

В локальных стычках заканчивалась осень. Пронзительные ноябрьские ветры, задувая со штормящей Ладоги, говорили о скором наступлении долгой и голодной зимы. Каменная крепость, окруженная мощными бастионами и расположенная посреди широкой и бурной Корелы — нынешней Вуоксы, — казалась неприступной. Река не замерзала даже зимой, поэтому нечего было надеяться подойти к крепости по льду через месяц-другой. Корела славилась по всей России как лучшее место ловли семги, отсюда благородную рыбу традиционно поставляли к царскому столу. Теперь артели царских рыбаков тянули неводы для защитников Кексгольма, не оставляя никаких шансов взять город голодом.

На этом фоне положение осаждающих выглядело куда хуже. Палатки и шалаши, в которых ютились тысяча двести шведских солдат, заливало ледяными дождями. Деньги, как всегда, задерживали. Наемники с тоской смотрели в серое, как их собственная жизнь, небо, провожая взглядами последние косяки отлетающих в теплые края гусей. Началось обычное явление этого периода года — массовое дезертирство. Расстреливать? Вешать? Но кого? Делагарди жаловался, что ничего не может поделать: если применять репрессии, то казнить нужно всех.

1610 год закончился без каких-либо серьезных военных достижений: в руках шведов оставалась только Ладога. Новую кампанию по захвату крепостей российского северо-запада пришлось отложить до начала следующего года.

26 января 1611 года Якоб Делагарди двинулся в свой второй поход в Россию из Выборга, откуда он почти два года назад выступил на помощь Новгороду и Москве. На этот раз обе русские столицы — северная и центральная — были его врагами. Впрочем, полководец, по опыту прошлого российского похода знавший, как легко враги превращались в союзников, а друзья делались заклятыми врагами, не спешил с формальным объявлением войны. Он распространил в новгородских пределах письмо, в котором сообщил, что идет лишь с целью выяснить намерения русских. Кроме того, в послании содержался набор уже знакомых по прошлому году обвинений: русские не выполнили своих обязательств перед Швецией (не передали Кексгольм), часть сословий выбрала царем Владислава, а в Нотебурге задержан Меншик Боранов с товарами и документами.