Дмитрий Урушев - Тайна Святой Руси. История старообрядчества в событиях и лицах

А писатель И.С. Лукаш восклицал: «Изнемогающая в цепях и непобедимая боярыня Морозова — живое знамение для всех русских, живых. Как забыть, что ее мощная христианская кровь мощно дышит и во всех нас: она нам знамение Руси о имени Господни» [66] Лукаш И.С. Боярыня Морозова// Церковь. Старообрядческий церковно-общественный журнал. М., 1990, вып. 0. [Родина. 1990, № 9]. С. 87. .

Во время длительного темничного заключения Морозовой умер «от многия печали» болезненный Иван Глебович. Узнав о кончине ненаглядного сына, Феодора рыдала так горько, что даже надзиратели плакали от жалости.

Также убивалась о своих детях и Евдокия Урусова, томившаяся в одиночном заключении в Алексеевском монастыре. На волю, своим «птенцам сирым» и духовному отцу она посылала многочисленные письма, которые Аввакум метко называл «оханьем», так горестны и эмоциональны они были.

К счастью, до наших дней сохранились послания княгини к детям — памятник великой материнской любви. В них чувствуется и безмерная тоска, и твердая воля матери, желающей наставить детей на путь спасения.

Сыну Васеньке, например, Урусова писала: «Буде ты, любезный мой, возлюбишь веру истинную, старую, а от нового от всего станешь беречься, и ты будешь от Бога вечно помилован… А буде грех ради моих возлюбишь ты нынешнюю, новую веру, и ты скоро умрешь и тамо станешь в будущем мучиться. И меня не нарекай уж себе матерью! Уж я не мать тебе, буде ты возлюбишь нынешнюю, новую» [67] Письма Е.П. Урусовой// Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Кн. 1. М., 1988. С. 588. .

Дочерей наставляла: «Поживите хорошо, пекитеся о душе. Все минется, а душа всего дороже!.. Храните веру, во всем любовно поживите, любите друг друга и брата берегите, всему доброму учите брата, чтобы хранил веру. Говорите ему ласково, не ленитеся молиться. Простите, светы мои сердечные» [68] Там же. С, 589. .

Среди этих материнских скорбей царь злорадствовал о кончине Ивана Глебовича: теперь никто не стоял между ним и огромным богатством Морозовых, которое тотчас отошло в государеву казну. Очень быстро Алексей Михайлович расточил все боярское имение: вотчины, стада и табуны раздал приближенным, а драгоценности велел распродать.

Однако ни смерть любимого сына, ни лишение богатства не смогли поколебать веру Морозовой. Она по-прежнему была тверда и непреклонна. За непослушание властям светским и церковным царь велел Феодору, Евдокию и их сподвижницу Марию Данилову, жену стрелецкого головы Иоакинфа Данилова, предать пыткам на дыбе.

Однажды студеной ночью узниц свезли к пыточной избе, где их уже ждали знатные царедворцы, князья Волынский, Воротынский и Одоевский, которые были назначены царем «над муками их стояти». Страдалиц раздели до пояса, связали им руки за спиной и стали поднимать на дыбах, «на стряску».

При этом благородные князья всячески стыдили и укоряли мучениц. Феодора не молчала, но обличала их. За это ее долго (с полчаса) держали «на стряске», отчего веревки протерли руки до жил. Палачи, сняв с дыб обнаженных по пояс женщин с вывернутыми за спину руками, бросили их во дворе на снег. Там они пролежали три часа, а вельможные князья придумывали для них новые пытки и издевательства: жгли огнем и клали на груди мерзлое полено.

Потом Марию немилостиво избили плетями по спине и животу. Эта пытка была столь бесчеловечна, что Морозова в слезах закричала: «Это ли христианство, чтобы так человека умучить?» После истязаний страдалиц развезли обратно по тюрьмам.

Вскоре Феодору с Печерского подворья перевели в Новодевичий монастырь, а оттуда в Хамовническую слободу. Старшая сестра Алексея Михайловича, царевна Ирина, вступилась за боярыню:

— Почто, брат, дурно поступаешь и вдову бедную помыкаешь с места на место? Нехорошо, брат! Попомни службу тебе Бориса и Глеба Морозовых!

От таких слов «тишайший» государь пришел в ярость и закричал не своим голосом:

— Добро, сестрица, добро! Коли ты нянчишься с нею, тотчас готово у меня ей место!

В тот же день Феодору увезли из Москвы в городок Боровск, «в жесткое заточение» в остроге. Вскоре туда же перевели Урусову и Марию Данилову.

Первоначально узницы жили в относительной свободе: несшие охрану стрелецкие сотники Александр Медведский и Иван Чичагов были «задобрены» Иоакинфом Даниловым. Сотники разрешали проносить к узницам съестное, держать в тюрьме сменную одежду, книги и иконы. Но неожиданно все изменилось, когда из Москвы для следствия приехал подьячий Павел Бессонов. Жалкое имущество заключенных он приказал отобрать, а сотников отдал под суд «за неосторожность, что они на караулах стояли оплошно».

Морозову с Урусовой перевели в страшную темницу — пятисаженную земляную яму, а Марию Данилову посадили в тюрьму к уголовникам. Царь повелел не давать сестрам ни пищи, ни питья, а ослушников этого приказа повелел казнить «главною казнью».

В темной земляной яме началось медленное угасание двух женщин, слабых телом, но сильных духом. Мучениц изнуряли не только голод и жажда, но и зловоние, и грязь, и холод, и бесчисленное множество вшей.

Первой умерла младшая сестра Евдокия. В предсмертный час она звала Феодору:

— Госпожа, мать и сестра! Я изнемогла и чую, что приблизилась к смерти, отпусти меня к Владыке моему! Молю тебя, госпожа, по закону христианскому отпой мне отходную. Что помнишь, то и говори, а что я вспомню, то сама проговорю…

И так в темноте они молились отходную, мученица мученицу отпевала в темнице, и узница над узницею проливала слезы. А утром 11 сентября 1675 года бездыханное тело княгини Урусовой подняли из ямы, обвили рогожей и похоронили на дворе острога. Инокиня Феодора осталась одна.

Однажды, совсем изнемогши от голода и жажды, она подозвала стрельца, сторожившего тюрьму, и попросила со слезами:

— Раб Христов! Есть ли у тебя отец и мать в живых или преставились? Если живы — помолимся о них и о тебе, а если умерли — помянем их. Умилосердись, раб Христов! Зело изнемогла я от голода и хочу есть, помилуй меня, дай калачика…

— Нет, госпожа, боюсь!

— Ну, хлебца…

— Не смею!

— Ну, немножко сухариков…

— Не смею!

— Если не смеешь, то принеси хоть яблочко или огурчик…

— Не смею! — прошептал стрелец и мученица, вздохнув, сказала:

— Добро, чадо, благословен Бог наш, изволивший так! Если, как ты сказал, это невозможно, молю тебя, сотворите последнюю любовь: убогое мое тело, рогожей покрыв, неразлучно положите близь любезной моей сестры!

Феодора ненадолго пережила сестру. Почувствовав приближение смерти, она вновь призвала стражника:

— Раб Христов! Молю тебя, сходи на реку и вымой мою сорочку, ибо хочет Господь принять меня от сей жизни и неподобно мне в нечистой одежде возлечь в недрах матери своей земли.