Нэнси Голдстоун - Четыре королевы

Столь почитаемые святыни, разумеется, нельзя было хранить где попало, и потому Людовик также увлекся созданием для них чудесной новой часовни, которую возвели к 1242 году. Это была великолепная Сен-Шапель ( Sainte-Chapelle) [49].

Однако благочестие Людовика выходило за рамки обрядности и архитектуры. В области борьбы против ересей он играл активную, ведущую роль. Хотя лично ему больше нравилось поощрять еретиков к обращению в христианскую веру, Людовик признавал, что многие из них не поддаются никаким увещеваниям, и таким предписывал пытки и смерть. Особенно он ненавидел евреев. Однажды он пересказал Жуанвилю историю об аббате Клюни, который устроил в своем монастыре большое собрание и пригласил живущих поблизости евреев в расчете окрестить их как можно больше. На собрании присутствовали образованные клирики, но также и миряне, среди них — один бедный, но весьма деятельный рыцарь. Как только евреи собрались, этот рыцарь подошел к ним и спросил у главного раввина, признает ли он, что Мария, родив Христа, была девственницей. Когда раввин ответил отрицательно, рыцарь ударил его, и евреи бежали.

Аббат изругал рыцаря за то, что тот испортил его затею, но король Людовик стал на сторону рыцаря, «поскольку там находилось много добрых христиан, и прежде, чем диспут окончился бы, у них могли бы зародиться сомнения относительно их собственной религии из-за того, что они неправильно поняли евреев. „Истинно тебе говорю, — сказал король, — что… мирянин, когда бы ни узрел обиду, чинимую христианской религии, не должен пытаться защищать ее догматы иначе как своим мечом, и вонзать его в брюхо негодяя как можно глубже“».

Соответственно, Людовик был очень заинтересован в крестовом походе Ричарда, а потому с готовностью возобновил перемирие и выдал охранную грамоту.

За год до того французы тоже отправили для отвоевания Иерусалима войско под предводительством герцога Бургундского и давнего поклонника Бланки, графа Тибо Шампанского. Среди крестоносцев было немало известных французских рыцарей, в том числе старший брат Симона де Монфора — Амори.

Однако и Ричард, и Людовик знали, что крестовый поход Тибо обернулся катастрофой. Еще до отъезда Ричарда из Англии от одного уцелевшего воина из Дамаска пришло письмо, свидетельствовавшее, что египтяне разогнали крестоносцев. Сотни французских солдат погибли, многие предводители, включая Амори де Монфора, попали в плен. Король Людовик надеялся, что граф Корнуэлльский разыщет оставшихся участников этого крестового похода и вместе с ними продолжит благое дело.

Хотя не сохранилось никаких записей о встрече Ричарда и Маргариты, весьма маловероятно, чтобы Ричард, добравшись до Парижа, не передал Маргарите приветов от Элеоноры, не рассказал о ее здоровье и благополучии. Да и Маргарита должна была захотеть увидеться с Ричардом, поскольку он собирался ехать в Марсель через Прованс и по дороге навестить ее отца.

Маргариту очень заботило положение ее родителей и младших сестер. Репрессивная политика ее супруга и свекрови относительно Тулузы подталкивала давнего соперника отца, Раймонда VII, к агрессии против Прованса. Война в Провансе вспыхивала то и дело, и Раймонду-Беренгеру приходилось отбиваться от противника, превосходящего численностью его войска. Маргарита могла настроить Ричарда на посещение ее родных, заверив его в их дружелюбии и радушии, и попросить, чтобы он хоть чем-то помог облегчить политическое и военное напряжение, испытываемое ее семьей.

Итак, Ричард, скорбящий вдовец, отправляющийся в поход, который вполне мог закончиться страданиями или смертью, сделал остановку на своем печальном пути на юг, чтобы навестить приветливый дом графа Прованского, его милую жену и двух младших, незамужних дочерей, одной из которых, Санче, едва исполнилось тринадцать.

Санча была дитя войны.

Большую часть ее жизни, сколько она помнила себя, ее отец воевал с Раймондом VII, графом Тулузским. Когда она была маленькой, эта вражда выражалась в спорадических стычках из-за отдельных замков, но со временем все большие силы вовлекались в сражения, они участились и угрожающие придвинулись к ее родному дому. Граф Тулузский, дожив до сорока лет, все еще не имел сына, которому мог бы передать свои земли, заполоненные инквизиторами Людовика и Бланки, и с каждым годом отчаяние все больше овладевало им. В 1235 году Раймонд VII попытался укрепить свою власть, изгнав из Тулузы папских инквизиторов-доминиканцев, но они попросту бежали под защиту французского гарнизона в Каркассоне и отлучили его от церкви, а на город наложили интердикт.

Когда год спустя Раймонд VII смягчился, интердикт сняли, и инквизиторы возвратились в Тулузу — на этот раз с отрядом французских рыцарей в качестве охраны. Они проводили долгие, многократные, суровые допросы всех мужчин старше четырнадцати лет и всех женщин старше двенадцати. Целью допросов было получение имен, каких угодно имен. Их заносили в список и никогда не вычеркивали, пока обвиненных не постигала кара в соответствии с преступлением. Тем, кому повезло, выпадал арест и конфискация всего имущества. Тех, кому не повезло, сжигали — но не ранее, чем они, в напрасной попытке разжалобить инквизиторов, называли им новые имена для жуткого списка. Даже мертвые не знали покоя: если какой-нибудь инквизитор определял, что человек умер как еретик, тело выкапывали, проносили по улицам и бросали в костер с другими гниющими телами еретиков под звуки пения: «Qui aytalfara, aytalpendra » [50].

Подавленный невозможностью стряхнуть с себя французское иго, Раймонд Тулузский обратился к более достижимым целям. Не в силах освободить Лангедок, он мог по меньшей мере захватить Марсель и Прованс, которые также считал своими по праву рождения [51]. В этих планах его поддерживал Фридрих II, император Священной Римской империи, который вел собственную борьбу против папы — хотя это означало предательство по отношению к Раймонду-Беренгеру V, графу Прованскому, недавно ставшему рыцарем Фридриха в качестве верного слуги Империи. Возможно, император считал, что за счет браков Маргариты и Томаса Савойского Раймонд-Беренгер начал слишком склоняться к французской стороне, неуклонно поддерживавшей папу. Именно в это время Фридрих устроил отравление Гильома Савойского. В любом случае, когда Раймонд VII в 1240 году собрал немалую армию, чтобы двинуть ее на Прованс, он знал, что может положиться на поддержку императора.

Насколько велика была угроза, исходившая от графа Тулузского, можно судить по панической реакции Раймонда-Беренгера V. Граф Прованский отправил письма обоим зятьям, умоляя о помощи. Людовик и Бланка отправили туда свое войско, но император послал подкрепления графу Тулузскому, и французы потерпели неудачу. Генрих же, «по настоятельным просьбам королевы», написал императору, прося его, в качестве родственного одолжения, прекратить поддержку графа Тулузского; император в ответ заявил, что ни в чем таком не повинен и в этом деле совершенно не замешан.