Нэнси Голдстоун - Четыре королевы

После исхода французских баронов из Святой Земли летом 1250 года Людовик, Маргарита, их новорожденный сын Жан-Тристан и горстка рыцарей, включая неизменного Жуанвиля, остались в Акре, чтобы продолжить дело крестового похода. Людовик отослал с Альфонсом и Карлом письма, в которых описывал настоящее положение — то есть признал, что потерпел болезненное поражение — и требовал прислать в Акру еще денег и свежее войско. Он особенно подчеркивал, что подкрепления должны прибыть никак не позже августа следующего года. Людовик все еще надеялся оправдаться, начав новое наступление против мусульман. Маргарита обрекла себя на еще один год жизни в пустыне.

В ожидании новых сил Людовик занялся освобождением тех французов, которые были захвачены египтянами во время ужасного отступления из Мансуры. Этих несчастных насчитывались тысячи, в основном это были пехотинцы, и многих уже продали в рабство. В этом заключалась одна из основных причин, почему Людовик не вернулся во Францию с братьями — помня о позорном поведении Тибо Шампанского, который в предыдущем крестовом походе оставил без помощи всех пленных соратников, король Франции решил показать более достойный пример. Жизнь и свобода людей, приведенных имв эти адские края, не должна была зависеть от появления нового Ричарда Корнуэлла.

Хотя в рамках первоначального соглашения в Дамьетте мамлюки пообещали вернуть пленников, они явно не спешили сделать это — тем более что двести тысяч марок выкупа за Людовика еще не были выплачены. Королю Франции пришлось послать одного из своих рыцарей в Каир, чтобы напомнить об их части обязательств по договору. Между тем к нему прибыли эмиссары другого владыки этого региона, султана Алеппо.

Султан Алеппо по имени Ан-Назир приходился двоюродным братом покойному султану Каира. Хотя Ан-Назир никогда не любил Айюба и провел большую часть своей жизни, воюя с ним — либо отражая нападения Айюба на свои территории, либо пытаясь отхватить часть территории, принадлежащей Айюбу, — тем не менее его очень встревожило известие об убийстве мамлюками Туран-Шаха, сына Айюба. И дело было не только в родственных чувствах. Туран-Шах был законным наследником Каирского султаната. Султан Алеппо не мог стоять в стороне и смотреть, как простой наемник прерывает наследственность благородной крови. Таким образом он нарушал основное оправдание власти одного человека над другим: в арабском мире только потомок семейства Магомета мог претендовать на господство. Кроме того, Ан-Назир и сам иногда прибегал к услугам наемников — прецеденты ему были ни к чему.

Сил у Людовика было мало, но Ан-Назиру могли потребоваться все, какие найдутся, и потому он предложил королю Франции присоединиться к нему в борьбе с мамлюками, пообещав ему для начала древний город Иерусалим, находившийся тогда под контролем султана Алеппо. Это предложение показалось очень привлекательным — особенно когда рыцарь, посланный Людовиком в Каир за пленниками-французами, возвратился с двумя сотнями дворян вместо обещанных тысяч. Однако король французский, вместо того, чтобы прямо принять или отклонить приглашение Ан-Назира, решил сперва прибегнуть к дипломатии. В своем ответе Ан-Назиру Людовик дал понять, что в принципе не прочь стать его союзником, а потом использовал предложение султана Алеппо как средство заставить мамлюков придерживаться изначального соглашения:

«Теперь король дал свой ответ [мамлюкам]. Он сообщил им, что не будет заключать [с ними] никаких договоров, пока они, во-первых, не пришлют ему все головы христиан, которых они повесили на стенах Каира с того времени, когда графы де Бар и де Монфор были взяты в плен [имелся в виду крестовый поход Тибо]; во-вторых, пока они не отпустят всех юношей, которые были захвачены еще детьми и обращены в иную веру; и наконец, в-третьих, пока они не откажутся от выплаты двухсот тысяч ливров, которые он еще был им должен».

Если мамлюки не согласятся на эти условия, продолжал король, он непременно присоединится к султану Алеппо для похода против них.

Султан Каира, отнюдь не обрадованный перспективой сражаться и с султаном Алеппо, и с оставшимися французами, поспешил удовлетворить требования своего бывшего пленника. Он отказался от двухсот тысяч марок выкупа и позволил Людовику выкупить оставшихся французских пленников у их новых хозяев. Он также согласился отдать головы и все, что осталось от тел павших христиан. К 1252 году Людовик настолько примирился с султаном Каира, что согласился сразиться на стороне мамлюков против султана Алеппо. С этой целью он собрал свое небольшое войско и в мае 1252 года переместился в Яффу, где должен был дождаться подхода египтян, чтобы совместно напасть на Ан-Назира.

Маргарита, которая к этому времени родила еще одного мальчика, Пьера, наблюдала за всеми этими операциями с растущей тревогой. Она очень хорошо изучила характер мужа. Он будет держаться до тех пор, пока у него остается хоть какой-то выбор, какими бы неблагоприятными не были обстоятельства, ради того, чтобы искупить свое поражение на войне. Уже давно прошло время, когда должны были возвратиться с новыми войсками Альфонс и Карл; всем стало ясно, что они не появятся.

«Христианнейший король французский… остался в Акре в ожидании помощи… он, как уже упоминалось, направил [за помощью] своих братьев, на коих возлагал величайшую надежду и доверие. Однако они, забыв о нем, [как забыли братья об Иосифе, проданном в рабство], отнеслись к поручению с прохладцей и так затянули дело, что, казалось, и вовсе не хотели помогать ему».

И все же король ни за что не хотел отказываться от надежды на спасение крестового похода; притом, как заметил Жуанвиль, «за все это время у нас никогда не было более четырнадцати сотен вооруженных людей». Поражение при Мансуре было пятном, которое Людовик отчаянно пытался смыть. Церковь обещала прощение грехов тем, кто способствует укреплению христианских поселений на Святой Земле, — и король Франции воспользовался свободным временем, чтобы осуществить обширную программу строительства стен и башен. Он сам носил камни и месил глину, чтобы достичь максимального блага для своей души.

Но стены и башни стоят денег, и Людовик тратил все, что имел, и больше того, чтобы обеспечить фортификациями Акру и Яффу. Жуанвиль писал:

«Я и не пытаюсь дать вам точный отчет, какие огромные суммы затратил король, укрепляя Яффу, они не поддаются подсчету… Чтобы вы могли хотя бы представить, сколько истратил король, знайте, что я как-то спросил легата, во сколько ему обошлось возведение ворот и прилегающей части стены… Он ответил мне — Господь тому свидетель — что ворота и стена вместе стоили полных тридцать тысяч ливров ».