Николай Соколов - Образование Венецианской колониальной империи

Более столетия продолжавшийся «натиск на Восток» в XIII в. завершился событиями четвертого крестового похода.

Венецианская республика, до этого времени игравшая лишь второстепенную роль в восточных авантюрах христианского Запада, внезапно оказалась на переднем плане очередной волны крестоносного движения. Она широко использовала сложившуюся в процессе этого похода ситуацию и добилась замечательных результатов: четвертый крестовый поход и события с ним связанные далеко продвинули вперед процесс образования ее колониальной империи.

Несмотря на несомненную переоценку результатов этого похода, которая нашла свое выражение в горделивом титуле дожей, именовавших себя «властителями четверти и полчетверти Византийской империи», тем не менее именно в это время Венеция сделала основные территориальные приобретения, некоторыми из которых она владела потом в течение ряда столетий. Время четвертого крестового похода справедливо может быть признано временем подведения итогов великодержавных усилий Венеции за два предшествовавших столетия и началом нового периода венецианской истории, когда республика св. Марка перестала быть простою, хоть и богатой городской общиной с широко раскинутой сетью опорных торговых пунктов в восточных водах, и превратилась в торговую империю Средиземноморья.

Знаменитый поход начала XIII в. был делом Иннокентия III. С самого начала своего понтификата папа одновременно преследовал две цели: поставить византийскую церковь в зависимость от Рима и укрепить положение католического мира в Сирии. Первую из этих задач он думал разрешить, используя метод угроз и политического шантажа, через византийского императора Алексея III, положение которого на византийском троне, как узурпатора, не было прочным. Вторая цель могла быть достигнута только путем вооруженного нападения на мусульманские владения в Сирии или Египте, — для завоевания Палестины нужен был крестовый поход. [1408] Что это было прямо целью похода, — в этом сходятся все наши важнейшие источники по истории четвертого крестового похода, об этом свидетельствует в особенности богатая переписка Иннокентия III от 1198 по 1205 гг. Всякая попытка представить Иннокентия III союзником Филиппа Швабского, например, как это иногда делается в исторической литературе (Ф. И. Успенский в «Истории крестовых походов», стр. 125 и особенно следующий за ним М. А. Заборов в своих статьях и книге «Крестовые походы» стр. 205 и др.), должна быть признана по меньшей мере сомнительной. Основания, которые могут быть найдены для такого мнения в источниках — Морейская Хроника, (ed. Hopf, Chroniques, p. 414), Главные Кельнские Анналы (Annales Colonienses maximae, MGH, v. XVIII, p. 810), — совершенно недостаточны для такого вывода, так как эти источники, как и византиец Никита, передают чужие рассказы, представляющие в этом пункте простые сплетни. То же самое следует сказать и о Канале, который к тому же стремится представить действия венецианцев всегда в наилучшем виде. По Канале Дандоло в Константинополе выполнял прямое поручение папской курии (цит. соч., стр. 324, 326). Но папе принадлежала только инициатива похода, он только привел в движение крестоносные ополчения. Обстоятельства и хитрые венецианские политики, однако, в самом начале похода исторгли руководство им из рук Иннокентия III, и оно целиком перешло в руки республики св. Марка и ее дожа Энрико Дандоло.

Этот восьмидесятилетний дож — символическая фигура. В нем купеческая республика на лагунах нашла живое воплощение своего политического идеала государственного деятеля, а правящая плутократия — представителя своих классовых интересов. Неукротимая энергия, уменье дерзать, мудрая дальновидность и тонкий политический расчет, беззастенчивость в выборе средств для достижения поставленных целей, безусловная преданность интересам своего класса и государства сочетались в нем с редкой в те времена свободой от религиозных предрассудков, делавшей его нечувствительным к громам папской курии и равнодушным к делам веры и благочестия, если они не сочетались с серьезными мирскими интересами. Неудивительно, что под руководством такого вождя крестоносное движение впервые ярко обнаружило свою действительную природу: религиозные лозунги впервые были отброшены, грубо материальные цели бесстыдно обнажены, колониальный грабеж лишь очень поверхностно был прикрыт видимостью права. [1409] На этом основании некоторые из новых историков крестовых походов не находят возможным отвести места четвертому походу в своих книгах (среди прочих волн крестоносного движения) (Stevenson, op. cit., p. 296; Rene Grousset. L'empire du Levant, Paris, 1946, p. 442). Это — результат непонимания этими авторами существа крестоносного движения, — четвертый крестовый поход, напротив может почитаться классическим выражением истинной сущности крестоносных авантюр XII и XIII вв.

Выдающаяся роль, которую играла Венеция в четвертом крестовом походе, широкое использование ею результатов его в целях своей захватнической политики дали повод рассматривать весь этот поход, как тонко и издалека задуманное и проведенное с большим мастерством предприятие политиков св. Марка. При этом одни из историков выдвигали в качестве мотива, толкнувшего венецианцев на «измену христианскому делу», их желание получить остаток задолженности по убыткам, причиненным Византией во времена императора Мануила [1410] Belloc H. The crusade, p. 299; Hodgson, The early Hist., p. 438. ; другие рассматривают поход, как акт мести за причиненные греками венецианцам обиды [1411] Musatti, op. cit., p. 101. ; третьи считали его вызванным неуверенностью Венеции в том, что договор 1198 г., для нее выгодный, будет Алексеем III соблюдаться [1412] Streit L. Venezia e la quarta crociata (Arch. Ven. N 16, 1878, p. 249). ; четвертые обвиняли Венецию в том, что она была подкуплена египетским султаном Малек-Адилем и т. п. [1413] Hopf K. Geschichte Griechenlands, p. 188; Mas Latrie, Histoire de lîle de Chypre, v. I, p. 162.

Несомненно, поход, как нельзя более отвечал целям восточной политики Венеции, и ей принадлежит выдающаяся роль в деле изменения его первоначального направления, — мы склонны допустить, что без участия в нем Венеции Византия не имела бы латинского перерыва в своей истории. Не следует, однако, переоценивать дар человеческого предведения: венецианцы и их дож «делали» историю четвертого крестового похода в рамках, которые были созданы не ими, а ходом событий, им благоприятствовавшим, но от них непосредственно не зависящим. [1414] См. приложение III.