Николай Соколов - Образование Венецианской колониальной империи

Мнение Гфререра о торговле Венеции в X в., как о торговле «мировой», может быть и является преувеличенным [717] Gfrörer, op. cit., p. 81. , но радиус ее распространения уже тогда несомненно был очень значителен: Германия, Италия, Балканский полуостров, берега Архипелага и Мраморного моря, Малоазиатское и Сирийское побережье, Египет, Триполитания, Тунис, Магреб, Сицилия так или иначе засвидетельствованы в качестве территорий, где венецианские купцы не были случайными гостями. Значение венецианской торговли, по крайней мере для близко расположенных местностей, было настолько велико, что Венеция могла использовать торговый бойкот в качестве средства политического воздействия на слишком строптивых и слабых соседей. Такому средству воздействия подвергся и был вынужден капитулировать маркграф Истрии, попробовавший нарушить некоторые торговые привилегии республики. [718] Joh. Diaconi Chr., ed. cit., p. 29. Такова была участь Джиованни, епископа Беллуны, осмелившегося «захватить различное имущество и нарушить права венецианцев» [719] Ibid., pp. 29, 30. , не шедшего ни на какие переговоры и не обращавшего внимания на письма самого императора Оттона III. Дож запретил тогда торговлю с областью Тревизо, и беллунцы, «не получая ни соли, ни других товаров», просили мира. [720] Kretschmayr, op. cit., B. I., p. 188.

В качестве общего итога по вопросу о хозяйственном положении Венеции накануне XI в. можно сказать, что она представляла собою довольно развитый в экономическом отношении комплекс городов и городков с центром на Риальто, хозяйственные нити от которого далеко тянулись по всем направлениям трех частей света. Адриатическая республика, как мы об этом уже говорили, была тогда несомненно передовым городом — государством, с которым в экономическом отношении едва ли мог соперничать какой-либо другой город Западной Европы; но, разумеется, простым недоразумением надо признать столь часто высказывавшееся в буржуазной исторической литературе мнение, что Венеция уже в XI в. была капиталистической. Значительная роль денег, как средства накопления и особенно обмена, бесспорна, но «капитал ростовщический вместе с своим близнецом, купеческим капиталом, принадлежит к допотопным формам капитала, которые задолго предшествуют капиталистическому способу производства». [721] К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 607, изд. 1950 г. На венецианском примере особенно ярко демонстрируется эта истина. Те отрасли промышленности, которые преимущественно в средние века работали на экспорт и в которых раньше, чем в других отраслях производства, начала внедряться мануфактура, в Венеции в рассматриваемое время только зарождаются, — таково положение шелкового, суконного и стеклянного производств; остальные отрасли еще и два столетия позднее будут оставаться типичным ремесленным производством. С другой стороны, многочисленные именья епископских кафедр, церквей и монастырей, владения венецианской знати как на самых островах, так и на материке, несомненно эксплуатировались феодальными методами, но в XI в. отработочная и натуральная ренты, очевидно, частично стали уступать место денежной ренте, например, аббатиса монастыря св. Захарии в 1038 г. взимает со съемщика принадлежащей монастырю земли в районе Монселиче денежный чинш с уплатой раз в год в день св. Михаила. [722] Cod. diplom. Pad., v. II, p. 171.

Рассмотрение социальных проблем венецианской истории этого времени, насколько они нашли отражение в наших источниках, явятся дополнительной иллюстрацией феодального облика тогдашней Венеции.

Процесс образования классов на территории дуката протекал под сильным воздействием социальных отношений, складывавшихся на материке. Мы уже говорили о том, что варварские нашествия V и VI вв. повлекли за собою перегруппировки населения, вызывали переселенческие волны, отдельные всплески которых попадали и на защищенные самой природой острова лагун. Нашествие Аттилы, завоевания остготов, вторжение лангобардов, еще позднее походы франков сопровождались появлением на лагунах все новых и новых переселенцев и влекли за собою перегруппировку населения на них самих. Древнейшая венецианская хроника говорит о переселенцах из Пармы, Эсте, Чезены, Бергамо, Редино, Мантуи, Гардо, Фано, Аквилеи, Феррары, Флоренции, Гаэты, Калабрии, Истрии, Болоньи, Равенны, Пизы, Верчелло, Салерно, Бари, а также Каттаро, Задара и др. городов Далмации. [723] Chron. Altin., ed. cit., pp. 28 ss. Эти переселенцы не были только предприимчивыми одиночками, чаще это были группы, связанные узами родства или экономической зависимостью. Мы видим группы провинциальных римских нобилей со своими рабами и колонами [724] Familiares, libertini, servi, ministeria, retinendos… (Ibid., p. 43). , просто достаточных людей [725] Satis erunt habentes… (Ibid., p. 36). , много людей необеспеченных, по тогдашним понятиям социально «ничтожных». [726] De personis parvis… (Ibid., p. 33). Переселяясь на острова лагун, они теснили местное население, пускали в оборот новые, до того времени не использовавшиеся земли, строили жилища и укрепленные замки. [727] Edificantes caslra manserunt… (Ibid., p. 33). Они способствовали хозяйственному подъему «морской Венеции», прежде всего, сельского хозяйства; но они вместе с тем способствовали и ускорению процесса феодализации дуката, его социальной дифференциации, отчасти перенося на лагуны уже сложившиеся на материке классовые различия, отчасти влияя на их образование среди местного населения.

Буржуазные историки Венеции обычно обнаруживают полную беспомощность при попытке дать анализ классового состава населения республики на лагунах. Мы уже видели выше, как Мольменти различает в составе жителей дуката 4 «класса»: магистратов, знать, духовенство и народ. [728] P. G. Molmenti. La vie, ed. cit., p. 2. Не с большим основанием Браун делает попытку распределить отдельные слои населения по островам: Гераклея у него место сосредоточения аристократии, Иезоло и Маламокко — демократических элементов. [729] H. Brown. Venice, ed. cit., p. 21. Новейший историк Венеции Р. Чесси не считает возможным говорить о классовой дифференциации населения дуката даже в XI в. «В народе, — утверждает автор, — социально-классовая дифференциация еще не созрела, или, по крайней мере, не была заметной и поддающейся определению». [730] R. Cessi, op. cit., v. I, p. 100. «Народ в Венеции всегда был однородным», — пишет он в другом месте и не отказывается от своей точки зрения даже перед лицом того факта, что источники постоянно говорят о «больших, малых и средних» в Венеции, и утверждает, что «это различие имело больше моральное, чем политическое значение». [731] Ibid., p. 144. Все это полностью противоречит имеющимся в нашем распоряжении данным.