Николай Соколов - Образование Венецианской колониальной империи

Среди них, однако, мы можем назвать едва ли не одно только католическое духовенство. В конце X в. в Хорватии еще не затихла та борьба, которая поднялась среди западного и отчасти среди южного славянства в связи с делом Кирилла и Мефодия. Хорваты Либурнии и Далмации приняли христианство в своей массе не позднее конца VIII в., что не противоречит тому факту, что отдельные обращения к новой религии могли иметь место еще и в VII в. Фома, архидиакон Сплитский, связывает распространение христианства среди хорватов с именем архиепископа Сплитского Иоанна, родом из Равенны. Фома пишет о нем: «Обходя районы Словении и Далмации, он восстанавливал церкви, назначал епископов, распределял приходы и понемногу привлекал эти грубые племена к католическому просвещению». [891] Historia Solan. pontif., cap. XI. Иоанн Равеннат был первым архиепископом Сплитским, занявшим кафедру в половине VII в. Его деятельность была отчасти реставрационной деятельностью, но нет никаких оснований утверждать, что это была «реставрация» после языческого рецидива среди хорватов. Поэтому нельзя считать доказанным сколь-нибудь широкое распространение христианства с самого начала заселения хорватами далматинских земель в VII в. Труды Иоанна Равенната могли принести значительные результаты только в VIII в. Христианство распространилось в прибрежных славянских областях вне всякого сомнения из сохранившихся здесь романских городов, следовательно под влиянием Рима. В семидесятых годах IX в. на всем Балканском полуострове, не только среди сербов, но и среди хорватов начинает чувствоваться восточное церковное влияние. Происходит сближение далматинских религиозных общин с Аквилейским патриархатом, который возглавлялся тогда сторонником Фотия Вальпертом. [892] Гильфердинг, соч., т. I, стр. 64. Римская партия несомненно стремилась положить предел распространению восточного влияния, хотя разногласия между Римом и Константинополем и не достигли тогда позднейшей остроты. Обстановка для Рима в Хорватии во второй половине IX в. складывалась благоприятно. В 879 г. хорватский князь Здеслав был убит Бранимиром (879–888), по-видимому сторонником Рима, насколько об этом можно судить по письму к далматинцам папы Иоанна VIII. [893] Папа выражает в нем радость, что «высокочтимые пастыри и весь народ», равно как и князь Бранимир, остаются верными католической церкви. В начале двадцатых годов X в. Византия и Рим находятся между собою в дружбе: после падения Фотия папа Иоанн и константинопольский патриарх Николай Мистик «пребывали в церковном единомыслии». Это усиливало позиции римской церкви не только в далматинских городах, но также среди хорватов и отчасти сербов. Томислав, князь или король хорватов, основал епископскую кафедру в Нине, но и он сам, и основанная им епископия тяготели первоначально к Риму. Об этом свидетельствует дружественный тон, в каком Фома Сплитский рассказывает об утверждении Томиславом нинской епископской кафедры. [894] Op. cit., cap. XV. Торжество римского дела нашло себе выражение в постановлениях Сплитского собора 925 г., которые оформили подчинение Риму и запретили, между прочим, употребление славянского языка при богослужении. Интересующий нас пункт соборных постановлений гласил следующее: «Да не посмеет ни один из епископов нашей провинции (Далмации) каким-либо образом способствовать славянскому языку». Это постановление рядом и более ранних и современных историков заподозрено как позднейшая вставка, — назовем для примера работу Люблянского профессора Иосифа Сребрнича, стоящего на этой точке зрения. [895] Odnosaji pape Ivana X prema Bizantu i slovenimi na Balkanu. (Zborn. kralja Tomisl., pp. 159 ss). Мы думаем, однако, что Дане Грубер, который истолковывает постановление Сплитского собора 925 г. как запрещение епископам на будущее время ставить таких священников в Далмации, которые могли бы способствовать дальнейшему распространению славянского языка при богослужении, и таким образом считать интересующую нас статью соборного постановления подлинной, в этом вопросе прав. [896] Ibid., Z. vremena kralja Tomisl., pp. 320 ss. Косвенно это подтверждается письмом папы Иоанна X от 925 г. к захлумскому князю Михаилу, в котором папа убеждает его оставаться верным латинскому богослужению: «И что это за удовольствие Вам, такому нарочитому сыну святой римской церкви, приносить моление богу на своем варварском славянском языке?» — спрашивал папа князя Михаила. [897] Codex dipl. regn. Cr., Dalm. pp. 77, 78. Несмотря на все это, византийско — славянское влияние в церковных делах не исчезло на побережье и островах Далмации. Об этом свидетельствуют позднее развернувшиеся события, передаваемые Фомой Сплитским в XVI главе его «Истории архиепископов Сплитских».

Романская часть духовенства Сплитской митрополии должна была тяготиться восточно-славянским влиянием, и католическая Венеция должна была ей казаться верной опорой: союз с нею ее усиливал, тогда как ориентация на хорватских и сербских князей могла только ослабить. Венецианские политики хорошо это понимали и, будучи в общем довольно равнодушными к церковным делам, как к таковым, неизменно покровительствовали в Истрии и Далмации латинскому духовенству. Со стороны Венеции не требовалось поэтому больших усилий для того, чтобы склонить духовенство далматинских городов на свою сторону и подготовить Пьетро Орсеоло торжественную встречу. Епископы и вообще духовенство не случайно, следовательно, играют такую крупную роль в дружественных Венеции манифестациях некоторых истрийских и далматинских городов. Замечательно, что среди «манифестантов» совсем не видно «деловых» людей, купцов и ремесленников, — надо полагать, что эти последние уже тогда понимали невыгодность для них венецианского господства и оставались глухими к венецианским призывам. [898] Только при занятии Осора на острове Цресе Дандоло указывает, что не только духовенство, но и «римляне и славяне» из соседних мест сошлись приветствовать дожа (Dand. Chr., I, IX, с. 1, 18).

В славянских городах и районах, начиная с Биограда, и далее к югу венецианская дипломатия, если она и была пущена в ход, успеха не имела.

Захват истрийских и далматинских городов диктовался экономическими интересами венецианских арматоров и купцов, поход был тщательно продуман, а выполнение всесторонне подготовлено. Международная обстановка вообще была благоприятной для Венеции, но предусмотрительные политики республики св. Марка постарались улучшить ее еще более. Эгоистическая затея заботливо была прикрыта флагом помощи «угнетенным» далматинцам.

Весной 1000 г. [899] Вопрос о дате похода Пьетро Орсеоло II решался и решается различно. Не говоря уже о таких фантастических датах, как 805 г. (Погодин, История Сербии, СПБ., 1907, стр. 15), или 963 (Дринов, Южные славяне и Виз., стр. 133 и 134), которые могут быть объяснены только ошибкой, можно указать еще на 997, 998 и 1000 гг., которые обычно и встречаются в исторической литературе. Каждая из этих трех дат имеет под собою известные основания и наименьшее из всех — дата 997 г. Этой даты держался еще Муратори (Анналы Италии, т. X, стр. 76), но она может быть признана только по так называемому пизанскому летосчислению, начинавшему новый год с 25 марта. По этому летосчислению Пьетро Орсеоло, избранный 22 марта, был избран еще в 990 г. и, следовательно, седьмой год его догата, когда начался поход, придется на 997 г. Две других даты основаны на одном и том же источнике, известиях Диакона Джиованни. Указывая седьмой год догата Пьетро Орсеоло в качестве даты похода, т. е. по общепринятому летосчислению 998 г., он в то же время сообщает, что он сам передал Оттону III только что полученные им сведения о результатах похода. Между тем это было в 1000 году, когда Оттон в третий раз появился в Италии. Так получается принятая нами дата. Пьетро Орсеоло после торжественных церемоний, организованных епископом Оливоло, поднял паруса и с большим флотом отплыл от берегов столицы дуката. В Градо благочестивый дож получил благословение патриарха Виталиса, знамя св. Гермагора и взял далее курс на Истрию.