Вениамин Рудов - Вьюга

- ...Вы же знаете, у границы свои законы. - Филипп Ефимович счел нужным сделать на этом акцент. - И в перерывах между рытьем землянок и огневой подготовкой мы повторяли инструкции по службе наряда.

В один из таких горячих дней в расположение заставы прибыл рослый солдат. Аккуратный, подтянутый, вытянулся перед начальником пограничной заставы.

- Рядовой Пустельников прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы. - Доложил и покосился на раздетых по пояс солдат - они рыли землянки и обрадовались короткому перерыву.

- Хорошо, рядовой Пустельников, - сказал лейтенант. - Военная специальность?

- Стрелок. - Выждав, добавил: - Еще учили обращаться со станковым пулеметом.

- Потом проверим. Не пришлось бы у нас переучиваться.

Солдаты посмеялись немудрящей шутке своего лейтенанта. Новичок оказался не из обидчивых, посмеялся вместе со всеми и, смеясь, ответил такой же затасканной шуткой:

- Можно и переучиться. Солдат спит, а служба идет.

- Учиться будем потом, - сказал лейтенант. - А сейчас лопату в зубы и за работу. Работать надо, Пустельников.

- Понял, товарищ лейтенант. Нам работа не страшна, абы харч был и портянки сухие.

Он смотрел открыто. И шутки его были открыто простыми - понравились. Так произошло первое знакомство с Пустельниковым, знакомство поверхностное, как потом запоздало понял начальник заставы, познакомившись с документами новичка.

А тот, не ожидая дополнительных приглашений, снял с себя фуражку и пояс, взял в руки лопату. Оказался не из лядащих, с лопатой обращался сноровисто и легко, словно ходил много лет в землекопах. Но почему-то не хотел раздеваться. В лесу стояла духота, как в предбаннике, был конец мая, солнце проникало сквозь крону и здорово припекало. Тут бы впору голяком ходить, до трусов раздеться, а он, знай, машет и машет лопатой, гору песка выбросил наверх, а раздеваться не хочет, все отшучивается: "Пар костей не ломит".

- Чудик, - сказал командир отделения Тимошенко. - Не хочешь - как хочешь.

Пошабашили, когда солнце скатилось куда-то за лес и проглядывало, огромное, налитое расплавленным жаром, сквозь поредевшие сосны, воткнули в землю лопаты и наперегонки помчались к речушке, с маху попрыгали в воду. И опять же один Пустельников одетый стоит, подкатал штанины, сколько возможно, и хлюпает по краю - вода по щиколотку.

- Стрелок, сюда давай! - крикнул командир отделения. - Или ты, может, не стрелок, может, ты стрельчиха, ха-ха-ха!

Гогот заглушил плеск воды. Семен отшутился, и больше его не трогали, оставили в покое - чудит парень, ну и пускай себе, вольному воля. Короток солдатский отдых, как воробьиный нос. Не успели ополоснуться - поступила команда строиться. Затем - не больно-то сытный ужин, политчас и - отбой...

- ...Документы Пустельникова удосужился прочитать трое суток спустя... Ознакомился - и стало не по себе... Черствый ты, Козленков, человек, грызу себя. Душа у тебя заскорузла. Солдат прямо из госпиталя, а ты ему: "лопату в зубы"... Во мне еще говорил штатский, или, как военные говорят, гражданский... И хорошо бы сам додумался... Так нет же, Бицуля, парторг наш, меня надоумил...

Бицуле не спалось в ту ночь. Ворочался с боку на бок на твердых нарах. Не потому, что твердые, что жидок матрац, скуповато набитый соломой, солдат где хочешь уснет, хоть на одной ноге, хоть вниз головой... Новичок не выходил из головы, занозой впился, саднил где-то там, в середке, покоя нет от него. Новичок лежал у самого входа в землянку, видно, спал беспокойно, и в добром сердце Захара Бицули росло к нему сострадание. Не притерся еще новичок, видно, из тыла прислан, еще не знает всех прелестей солдатского житья-бытья.

Перевалило за полночь, стал клевать носом дневальный. И Бицулю в сон повело. Он было уже повернулся на правый бок, чтобы по-настоящему залечь и соснуть до подъема. И вдруг сон как согнало: крадучись, новичок поднялся с нар, прихватил под мышку одежду, выскользнул наверх. Не вышел - ловко выскользнул, огляделся по сторонам, выждал, пока часовой завернул за угол, к штабной землянке, и ринулся с косогора вниз, к речке, перепрыгивая или огибая высокие пни. Бежал и крепко припадал на правую ногу - Бицуля точно заметил: на правую. И подумал: с чего бы это он вдруг захромал? Весь день прямо ходил.

Бицуля, подавшись за новичком вслед, увидел, как тот, сбежав по косогору к реке, тяжело опустился на прибрежный песок, лег на спину и лежал в такой позе довольно долго, глядя в небо, усеянное мириадами звезд, и вроде прислушивался к всплескам воды.

Бицуля насторожился, ему не понравилось поведение новичка - не за тем же вскочил среди ночи, чтобы звездами любоваться и слушать лягушачий перезвон в плавнях.

Как назло, стрекотали цикады или еще черт знает какие букашки, журчала река, одуряюще пах чабрец, и двадцатипятилетний парторг невольно залюбовался бездоньем над головой, где, искрясь и переливаясь, убегал в загадочные миры звездный шлях. Крупные зеленые звезды призывно подмигивали парторгу с недосягаемой высоты, заманивали к себе, и он, было поддавшись соблазну, едва не сплоховал.

Если бы не сосновая шишка, вдруг свалившаяся Бицуле на шею, кто знает, как бы оно обернулось - гляди, боком бы вышел Млечный Путь со всеми красотами. Но шишка ударила прямо в затылок, заставила крутнуть головой влево, где лежал новичок. Того на месте не оказалось, как в воду канул. Но вода бежала незамутненная, чистая, без единого кружочка на ней. Бицуля напружинил руки и ноги, хотел броситься в погоню, но, сдержав порыв, замер, прислушался по всем правилам пограничной стратегии - как учили. Сначала ему почудилось, что кто-то громоздкий шлепает по морскому песку и глухо постанывает, нет, не показалось: он явственно услышал сдавленный стон и пошел на голос.

Новичок стоял по колени в воде, совершенно нагой, в чем мать родила.

- Слушай, Шерлок Холмс, не ходи за мной, - сказал он беззлобно. - Мне провожатых не надо.

- Это я, сержант Бицуля, никакой не этот... ну, сыщик. Не спится чего-то. - Парторга охватил великий конфуз. - А ты чего полуночничаешь?

- Надо, Захар. А ты спать иди. Никуда я не денусь.

Уходить Бицуля не торопился. Блеклый свет ущербной луны падал на новичка сбоку, и длинная его тень ложилась на тусклую гладь реки, колебалась на невидной волне, странно изламываясь, будто пробовала плыть, а скрытая сила не позволяла сорвать ее с места.

- Куда денешься?.. Мне в голову такое не приходило. Не ходил я за тобой. С чего ты взял? - У Бицули конфуз еще не прошел.

- Ладно, кончай трепологию, - необидно сказал новичок. - Я тебя засек с первого шага, следопыт. Тоже мне конспиратор! - сказал и, не обращая больше внимания на Бицулю, нагнулся к воде и стал полоскаться, оберегая правую сторону.