Юрий Мухин - Загадка 37 года (сборник)

Месяц спустя состоялись закрытые процессы по «Кремлевскому делу». Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством В.В. Ульриха 27 июля 1935 года осудила по «Кремлевскому делу» 30 человек. Двух (вместо двадцати пяти), Синелобова и Чернявского, приговорили к расстрелу; девятерых, в том числе Л.Б. Каменева, его брата и первую жену того — к 10 годам тюремного заключения; остальных — к заключению на срок от 2 до 7 лет. В тот же день Особое совещание НКВД по тому же делу приговорило к тюремному заключению на срок от 3 до 5 лет сорок два человека, к ссылке на 2 и 3 года — тридцать семь человек, к высылке из Москвы — одного.

4 мая 1935 года, в Кремле по решению ПБ руководство партии и правительство дали прием в честь выпускников военных академий. Первый подобный, впоследствии ставший традиционным. Открыл его нарком обороны Ворошилов, а почти сразу же вслед за ним взял слово Сталин. Заговорил же, обращаясь к аудитории, не о проблемах службы в войсках новой когорты командиров, не об угрозе войны и необходимости готовиться к отражению врага, а совершенно об ином. О том, что явно волновало его последнее время. О том, о чем на 17 съезде партии говорил уже и он сам, и Каганович, а на 7-м съезде Советов СССР — Молотов. О том, что настало время опираться, прославляя, не на тех, кто обладал в прошлом революционными заслугами, а на профессионалов иного рода. На людей с высшим специальным образованием.

«Слишком много говорят у нас, — заметил, интригуя слушателей, — о заслугах руководителей, о заслугах вождей. Им приписывают все, почти все наши достижения. Это, конечно, неверно и неправильно. Дело не только в вождях». А затем, после небольшого отступления, объяснил, от кого же в действительности зависят успехи страны. «Раньше, — продолжал Сталин, — мы говорили, что «техника решает все». Этот лозунг помог нам в том отношении, что мы ликвидировали голод в области техники и дали широчайшую техническую базу во всех отраслях деятельности для вооружения наших людей первоклассной техникой. Это очень хорошо. Но этого далеко не достаточно… Чтобы привести технику в движение и использовать ее до дна, нужны люди, овладевшие техникой, нужны кадры, способные освоить и использовать эту технику по всем правилам искусства… Вот почему старый лозунг «техника решает все»… должен быть теперь заменен новым лозунгом, лозунгом о том, что «кадры решают все».

И тут же задал главный, с его точки зрения, вопрос: «Можно ли сказать, что наши люди поняли и осознали полностью великое значение этого нового лозунга?» И сам же ответил на собственный вопрос, высказав тем самым то, что его беспокоило: «Я бы этого не сказал». Снова вернулся к главной теме «вельмож-бюрократов», подразумевая, скорее всего, именно их в неприятии нового лозунга: «Равнодушное отношение некоторых наших руководителей к людям, к кадрам и неумение ценить людей является пережитком… Если мы хотим изжить с успехом голод в области людей и добиться того, чтобы наша страна имела достаточное количество кадров, способных двигать вперед технику и пустить ее в действие, мы должны прежде всего научиться ценить людей, ценить кадры, ценить каждого работника, способного принести пользу нашему делу».

Но только этой темой, вполне понятной на приеме в честь выпускников военных академий, Сталин не ограничился. «Среди наших товарищей, — сказал Сталин, безусловно, имея в виду соратников по партии, — нашлись люди, которые после первых же затруднений стали звать к отступлению… Они говорили: «Что вам ваша индустриализация и коллективизация, машины, черная металлургия, тракторы, комбайны, автомобили? Дали бы лучше побольше мануфактуры, купили бы лучше побольше сырья для производства ширпотреба и побольше бы давали населению всех тех мелочей, чем красен быт людей. Создание индустрии при нашей отсталости, да еще первоклассной индустрии — опасная мечта».

И тут же продолжил: «Но эти товарищи не всегда ограничивались критикой и пассивным сопротивлением. Они угрожали нам поднятием восстания в партии против Центрального комитета. Более того, они угрожали кое-кому из нас пулями. Видимо, они рассчитывали запугать нас и заставить нас свернуть с ленинского пути… Понятно, что мы и не думали сворачивать с ленинского пути. Более того, укрепившись на этом пути, мы еще стремительнее пошли вперед, сметая с дороги все и всякие препятствия.

Правда, нам пришлось при этом по пути помять бока кое-кому из этих товарищей. Но с этим уж ничего не поделаешь. Должен признаться, — заключил Сталин, — что я тоже приложил руку к этому делу».

Здесь следует уточнить: были ли объективные предпосылки существования заговора против Сталина и его группы? Ответ на этот вопрос может быть только положительным. Ведь отвергнув саму принципиальную возможность заговора как радикальной формы противостояния внутри ВКП(б), следует, тем самым, исключить достаточно хорошо известное — весьма сильные оппозиционные настроения, не раз перераставшие в открытые конфликты.

Повлиять на радикализацию настроений мог и отказ — перед прямой угрозой фашизма — от прежней замкнутости, своеобразного сектанства Коминтерна, а также первые попытки создать Народные фронты, объединившие бы вчерашних заклятых врагов — коммунистов и социал-демократов. Наконец, последней каплей, переполнившей чашу терпения, могло стать стремление Сталина изменить Конституцию, исключив из нее все, что выражало классовый характер Советского Союза, его государственной системы.

Когда же мог возникнуть заговор с целью отстранения от власти группы Сталина? Скорее всего, в 1931–1932 годах. Вполне возможно, ибо именно тогда разногласия в партии достигли своего очередного пика: «дела» Слепкова («школа Бухарина»), Сырцова-Ломинадзе, «право-левой» организации Стэна, группы Рютина, высылка за связь с последней в Минусинск и Томск Зиновьева и Каменева. Но все же, скорее всего, тогда возникла еще неясная, не вполне оформившаяся мысль. Заговор как реальность скорее следует отнести к концу 1933 — началу 1934 годов. Как своеобразный отклик на дошедший до Советского Союза призыв Троцкого «убрать Сталина», совершить новую, «политическую» революцию, ликвидировав «термидорианскую сталинистскую бюрократию».

Разумеется, здесь обязательно должно насторожить отсутствие улик. Прямых или косвенных, но неопровержимых. Но следует задуматься, бывают ли вообще в подобных случаях улики. Что это: планы ареста узкого руководства, списки будущего ПБ и правительства, что-либо подобное? Или списки заговорщиков, да еще заверенные их подписями? А может, заготовленные предусмотрительно декларации, декреты, указы для оглашения сразу же после захвата власти? Вряд ли, ибо нормальный заговорщик, готовящий к тому же государственный переворот, сделает все возможное, дабы избежать существования такого рода улик.