Александр Усовский - Кто развязал Вторую Мировую? Настоящие «поджигатели войны»

Новость о захвате Полоцка Жигимонт Август получил на сейме в Вильно; там было решено созвать «посполитое рушэнне» (всеобщее ополчение шляхты княжества) и были обсуждены предварительные условия унии с Польшей, ибо все руководители страны понимали, что с грозящим нашествием в одиночку княжество не справится. Правда, грядущую унию заседающие в Вильно вожди видели несколько своеобразной. Литвины хотели равноправия — общий для короны и княжества правитель, выбираемый совместно поляками и литвинами, на общих сеймах решаются дела, которые касаются двух государств, внутренние вопросы рассматриваются на своих, все прежние структуры сохраняются. Но поляки, естественно, от такого взгляда на унию отказались — Литва должна была признать себя владением Польши.

Для того чтобы дело в Вильно шло веселее, поляки пошли на подлог, выдали фальшивый рецес (сеймовое постановление), в котором написали, что произошло объединение «двух народов — Польского и Литовского — в один народ, одно тело, и поэтому телу устанавливается одна голова и один правитель и также одна общая рада».

Литвины же со своей стороны решили быть хитрее поляков; они, как они думали, нашли выход из сложившегося положения — на сейме в Вельске литовская Рада одобрила проект своего нового статута, где ликвидировались наследственные права Великого князя на Великое княжество, «в котором они, яко люде вольные, обираючи извечных стародавна из своих продков собе панов и господарей великих вольно князей литовских». Тем самым литовские магнаты уничтожили наследственные права Жигимон-та Августа на Литву, а Унию тем самым делали делом временным — на период жизни Жигимонта. Он вынужден был согласиться с этим артикулом 1 июня 1564 г. — но на самом деле никакого значения хитроумное решение литовских магнатов уже не имело. Потому что поляки делают исключительный по эффективности (и столь же бесчестный) ход — они предлагают сеймикам Восточной Галиции (Западную со Львовом и Перемышлем они захватили еще в 1344 году), Волыни, Киевского и Брацлавского воеводств (то есть ВСЕМ землям ВКЛ южнее Припяти, на которых проживает две трети всего населения княжества) принять польское подданство, гарантируя тамошней шляхте все вольности, что к этому времени господствующий слой имеет в Польше. То есть вместо номинального права избирать Великого князя и тяжелой обязанности участвовать в войне украинской шляхте (в подавляющем большинстве тогда — православной) предлагается получить массу льгот и привилегий за пустяк — измену своему суверену.

ВСЕ сеймики юга княжества принимают решение отойти к Польше!

Самые отчаянные головы среди поляков на этом не останавливаются. Наиболее ярые сторонники инкорпорации предлагают привести Литву к унии оружием, присоединить к Польше Ливонию, отменить литвинские сеймы и уряды, дать Литве вместо герба «Погоня» польского одноглавого орла, а саму ее назвать просто, без изысков, — «Новой Польшей».

Правда, на войну с магнатами Великого княжества, продолжающими отстаивать независимость своей страны, Жигимонт Август не решился, но 12 марта выдал универсал о переходе к Польше Волыни и Подолии. Игра была сыграна — без украинских воеводств (без их продовольственных, оружейных и людских ресурсов) война одного Великого княжества с Москвой превращалась в заведомое избиение младенцев — посему литовская делегация, сжав зубы, направилась в Люблин, в свою Каноссу.

27 июня 1569 г. была заключена уния. Ян Ходке-вич, выступавший от имени литвинской делегации, горько сказал, обращаясь к своему князю: «Мыусту-паем, но мы уступаем не какому-нибудь декрету, а воле вашей королевской милости как исполнителя законов и общего государя, которому мы все присягали».

Условия унии означали — одно правительство, один сенат, один сейм, одна печать, одни деньги. Литвины отстояли только титул Великого князя литовского (уже без «Русского», ибо «Россия», украинские воеводства, отошла Польше) и отдельные от Польши государственные уряды, свое войско и суд. 1 мая акт Люблинской унии был обнародован. Этот день стал днем рождения нового государства, Речи Поспо-литой — федеративного союза Королевства Польского и Великого княжества Литовского. И грозным предупреждением прозвучали слова первого правителя Речи Посполитой Жигимонта Августа при закрытии сейма: «Старайтесь о том, чтобы в государствах не слышалось, как раньше, плача и стонов, ибо, когда в них не будет справедливости, они не только долго не продержатся, но Бог отвергнет их».

Жигимонт Август понимал несправедливость унии и начал уже думать, как исправить свою вину перед Литвой — хотел присоединить к ней Мазовию. Но сил у него уже не было. 7 июля 1572 г. смерть забрала последнего польского наследственного монарха. И уже очень скоро, всего через двести лет, Бог, как и предрекал последний Ягеллон, отвернулся от Польши...

Закат Первой Речи Посполитой отнюдь не был связан с действиями внешних сил, как об этом любят поговорить польские историки — в крахе Польской державы как раз таки преуспели силы внутренние. А именно — главным гробовщиком своей страны стала шляхта Королевства Польского (вкупе с их коллегами из Великого княжества Литовского — те тоже приложили руку к крушению общего государства, Речи Посполитой).

Польша, начиная со смерти последнего короля из династии Ягеллонов в 1572 году, установила у себя обычай избирать короля на сейме. А избранный шляхтой король ну при всем желании никак не мог сократить доведенные до абсурда шляхетские вольности, опиравшиеся на колоссальную земельную собственность, им же этой шляхте и переданной в неспокойной Украине! Достаточно вспомнить действовавшее с 1652 по 1764 год право «либерум вето», когда один упившийся вусмерть или подкупленный делегат мог заблокировать решение всего сейма, выкрикнув пресловутое «Не позволям!» — таким путем была сорвана работа 48 из 55 состоявшихся в указанный период сеймов. Законодательный орган государства зависел от воли одного-единственного депутата, избранного в каких-нибудь занюханных За-лещиках или Бродах! .

Но «либерум вето» было не единственным правовым нонсенсом Речи Посполитой.

Законным юридическим действом были конфедерации — собрания магнатов и шляхты, которые могли объявлять так называемый рокош (мятеж), то есть вполне легально развязывать гражданскую войну. А как же! Шляхта — хозяин Речи Посполитой, ее желания (в том числе желание слегка повоевать между собой) — священны и неприкосновенны! В результате, сколько бы ни хорохорились гордые шляхтичи, крича, что «Польша сильна раздорами!», разрушающийся механизм польской государственности, и без того довольно хлипкий, все эти годы неуклонно стремился к саморазрушению. Так что обвинять соседские государства в гибели своей страны польская шляхта имела такие же основания, как и пятна на Солнце.