Наталия Нарочницкая - Россия и русские в современном мире

Сама идея революции, моментального переворота всех устоев могла родиться только в вырождающемся христианском мире, а не в мире пантеистических представлений о вечном круговороте. Разумеется, это вовсе не потому, что «Христос был первым коммунистом», как порой утверждают некоторые, стремясь соединить несоединимое. Блестяще объясняет это Л.А.Тихомиров, чья исполинская работа «Религиозно-философские основы истории», пролежав в рукописи семь десятилетий, наконец увидела свет.

Именно христианство укореняет в человеке стремление к абсолютному, к идеалу, к искоренению пороков жизни. Мир земной, область относительного обречена на уничтожение и коренное преобразование в тот момент, когда свыше раздастся Глас: «Се, творю все новое». Западный человек, от Бога отпавший, но сохранивший христианскую психику и веру в возможность уничтожения несовершенного мира, видящий смысл своей свободы в таком перевороте, воображающий себя создателем земного рая, рождает идею революции. В XIX в. преградой революции оставалась в христианском мире только православная Россия, что так прозорливо увидел Ф.Тютчев: «Давно уже в Европе существуют только две действительные силы – революция и Россия. От исхода борьбы, возникшей между ними, величайшей борьбы, какой когда-либо мир был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества». Но только Россия могла совершить революцию с таким пафосом. Ибо чем сильнее человек был христианином до падения в соблазн, тем более истовым и пламенным революционером он становился. Европа же была уже «теплохладна». К началу XX в. со всеми несовершенствами и грехами, с реальным несоответствием собственному идеалу Святой Руси. – Россия одним своим нежеланием отречься от когда-то заложенных в основание ее государственного и вселенского бытия смыслов мироздания все еще была удерживающим. Святейший Патриарх Тихон писал в своем обращении: «таинственная, но страшная по своим действиям сила ополчилась на Крест Господа Иисуса Христа. Всемирная могущественная антихристианская организация активно стремится опутать весь мир и устремляется на Православную Русь».

К этому времени поиск царства человеческого в западном сознании уже имел результатом две разработанные универсалистские доктрины – либеральную и марксистскую (обе не рассматривают нацию как субъект истории, для либералов – это гражданин мира, индивид, для марксистов – класс). Эти внешне весьма враждебные друг другу концепции, как это ни парадоксально, программировали некий общий результат, какая бы версия ни победила. Они вели к уменьшению роли национальных государств и постепенной эрозии их суверенитета, шаг за шагом отдавая наднациональным механизмам роль морального, затем политического арбитра.

Мессианские цели всемирного характера были объявлены официальной внешнеполитической идеологией, адресованной не правительствам, а народам. И теория о «пролетарском интернационализме» под эгидой III Интернационала, и цель внедрять во всем мире «свободу и права человека» исключительно в их либерально-западном толковании изымали из суверенитета государства его право на защиту национальной самобытности. Л.Тихомиров приводит любопытное определение целей масонства, данное авторитетнейшим масоном-теоретиком Клавелем, автором «Живописной истории масонства», пользующимся общим уважением масонского мира: «Уничтожить между людьми различие ранга, верований, мнений, отечества.» Марксизм и либерализм разными путями идут к этой цели, устраняя из истории нации.

Большевистская Россия и новое явление мировой истории – заокеанские Соединенные Штаты – должны были реализовать две космополитические концепции международных отношений: доктрина классовой внешней политики (хрестоматийные ленинские принципы) и «новое мышление» американского президента Вудро Вильсона (Программа из XIV пунктов). Эти концепции в главном базировались на идеях и оценках купца русской революции Гельфанда-Парвуса и загадочного alter ego Вильсона – полковника Хауза, имевшего связи в самых разнообразных кругах от банкиров до раввинов.

Так к моменту русской революции «Европа», подготовившая эту революцию, чтобы устранить Россию как соперничающий образ христианской истории, сама вдруг утратила роль активно-творческого явления мировой культуры. Воплощаемая сначала католическим романо-германским духом, Европа прошла стадии дехристианизации через либерализм и богоборческий вариант социалистических идей, уступила роль главного оппонента православного толкования истории англосаксонскому пуританизму и ветхозаветному мессианизму – атлантической цивилизации без культуры.

В ХХ в. «Запад» как совокупное историко-культурное направление истории обретает неожиданные новые формы, выдвигая вперед США, которые становятся главным инструментом мондиалистской стратегии либерального толка, а после Второй мировой войны обретают смысл и значение альтернативной всеобщей цивилизации. Поразительно, что ни на рубеже веков, ни даже к моменту окончания Второй мировой войны этот давно нарождавшийся феномен поистине последнего – четвертого царства оставался все еще не-замечен в качестве лидера апостасии.

Не только В.Соловьев в конце XIX в., но русские мыслители времен революции и даже в послевоенные 50-е г., окончательно убедившиеся в непреодолимом неприятии и отторжении Западом России, не увидели принципиально нового в перегруппировке антихристианских сил самого Запада. Они по инерции продолжали полемизировать с той католической Европой, которая соперничала с Византией. с Европой Просвещения и французского социализма. В 1922 г. проекты Хауза – Вильсона уже умело заманивали поверженную в руины Европу в паутину мировых финансовых учреждений и наднациональных институтов, но Н.С.Трубецкой все еще осмысливает дилемму «Россия и Запад» как противопоставление православной культуры «романо-германскому духу».

Блестящий И.Ильин в 1940 г., критикуя философскую слабость верной по интуиции книги В.Шубарта «Европа и душа Востока», видит современный совокупный Запад исключительно в европейских культурных (католическая традиция) и геополитических критериях, а в некоторых статьях 50-х годов лестно отзывается о США и традиционно обрушивается на Германию. Сам Шубарт, метко подмечая у англосаксов, особенно пуритан черты, противоположные «иоанновской» русской культуре, и даже определяя американизм как «англосакство без джентльменского идеала. прометеевский мир, не облагороженный готическими ценностями», наивно наделяет американский тип шансом сблизиться с русским. К этому абсурду его ведет натуралистическое, нехристианское толкование истории (акцент на схожести климата, природного и этнического разнообразия и т. д.).