Наталия Нарочницкая - Россия и русские в современном мире

Послевоенная история и, особенно, «перестройка» показали, что именно эти итоги были неприемлемы для доминирующих в мире англосаксонских интересов, а не страх перед идеей коммунизма и советскими танками в центре Европы. Закон конгресса США от 1959 г., провозгласивший целью освободить все народы России, кроме русского, красноречиво свидетельствует о том, что стратегия «холодной войны» заключалась в борьбе не с коммунизмом, а с «русским империализмом» по К.Марксу, который в труде, изданном под названием «Secret Diplomatic History of the XIX Century» (1899), изливает желчь на всю историю России и призывает немедленно остановить ее влияние. (Труд этот, прочно скрытый за толстыми стенами ИМЭЛа, никогда в СССР не публиковался.) Данная задача была дважды за ХХ в. выполнена не столько Западом, как российской интеллигенцией и советской номенклатурой третьего поколения, опять «западнического».

Приходится сделать вывод, что во всех славянских православных странах не только марксизм-ленинизм, но и диссидентство сыграло в жизни своих отечеств зловещую роль. Как в свое время большевизм, диссидентство питалось реальными противоречиями, бедами и злом государственной жизни. Но, как и ранний ортодоксальный большевизм, диссидентство, за исключением небольшого национального отряда, сразу отринутого Западом, было формой отторжения русского исторического и духовного опыта. Именно поэтому его также выбрали своим инструментом извечные антирусские и антиправославные силы.

Мнимые борцы с коммунизмом, диссиденты боролись с советским и российским великодержавием, а вовсе не со злом марксизма, который был им близок как раз отрицанием всего, что составляло смысл и красоту русской православной жизни. К тому же, как и все западники, лишенные чувства сопричастности ко всей многовековой истории своего народа, они отождествляли вечное Отечество с государством, с его всегда несовершенными общественными институтами. Даже самые «прекраснодушные» из них были неспособны разглядеть цели Запада в перестройке: не позволить реабилитировать историческую русскую государственность, а напротив – «упразднить» на сей раз из советской истории элементы ее восстановления.

Наибольшему поношению в советском периоде подверглось именно то, что составляло спасительный для нации отход от ортодоксального марксизма и вносило элементы исторической преемственности в общественное сознание, в оценку национальных интересов, мало зависящих от типа власти. Запад не хотел подлинного осмысления русскими своих грехов и заблуждений, ибо на западной повестке дня была сдача поругаемых «отеческих гробов» вовсе не советской, а всей тысячелетней истории, искусно маскируемая под расставание с тоталитаризмом.

Поскольку борьба с большевизмом – лишь ширма, из всех оппонентов «коммунизму» Запад поддерживал лишь своих прозелитов. Именно они стали объектом тщательной обработки со стороны США с 60-х годов. Помогли и интеллектуалы Европы, по философским устоям – левые. Приветствовав Октябрь 1917-го, разрушивший православную империю, они в 50-е отвернулись от СССР, соединившего русскую и советскую историю. Советская интеллектуальная элита и номенклатура третьего поколения, опять западнического, стала тяготиться своей идеологией лишь потому, что она стала помехой для принятия в мировую олигархию. Цена за место в ней была названа Западом в эру Горбачева.

В конце века в результате экспериментов над российской государственностью, которых так жаждали «западники», русский народ расчленен, а Россия оказывается в положении до Ливонской войны на северо-западе, в положении после Крымской войны на юге, ее вытесняют с морей, и Берлинская стена приближается к границам Московского царства XVI века. Национальное достояние, оплаченное кровью и бескорыстным трудом трех советских поколений, расточено в обстановке антихристианского глумления новоявленных библейских Хамов над поколением Отцов, на Запад были выкачаны суммы, многократно превышающие репарации, наложенные на Германию. Теперь, когда «коммунистическая фантасмагория» рассеялась, а давление на уже некоммунистическую Россию лишь многократно усилилось, смысл многовековой борьбы Запада против России и православного славянства, маскируемый то борьбой с большевизмом, то с русским империализмом, должен стать ясным.

Иной итог принесло Западу двукратное русское само-предательство в ХХ в. Если первые «всемирные» учреждения – Лига Наций и Банк международных расчетов (созданный планом Юнга формально для решения репарационного вопроса) – лишь институционализировали ведущую роль в европейской экономике англосаксонского и интернационального финансового капитала, то в конце столетия налицо соединение многосторонних политических и экономических механизмов с военной машиной НАТО уже для диктата того самого транснационального капитала. Очевидно, что спор между коммунизмом и западноевропейским либерализмом являлся исключительно спором о форме владычества над миром, о другом этим Левиафанам было спорить нечего. В земном успехе Pax Americana – итог универсалистских идей ХХ в. о «всемирном братстве труда», общеевропейском доме, «едином мире».

В конце прошлого века дилемма «Россия или Европа» стояла перед русской интеллигенцией. Тогда К.Леонтьев, говоря о гибельности «общечеловеческого» пути, назвал один из своих текстов: «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения». Через столетие вопрос «быть или не быть» встает уже перед Европой, ибо сегодня «средний американец», претендующий устами его лидеров на единственную «постхристианскую» общечеловеческую цивилизацию, превращается в орудие гибели когда-то великой европейской культуры. Ее героика и идеал, романтизм и подвиг, даже Декартово сомнение и ее дерзновенное «безумство гибельной свободы», – все было задано христианским духом, выкованным в первое тысячелетие христианства, презрительно называемого теперь «Dark Age». Все это погублено гордыней, «похотью властвования», о которой предупреждал великий европеец Бл. Августин.

Сам западный человек инстинктивно не раз бунтовал против своей десакрализации, приземления духа и демонизации, что проявлялось в периодическом всплеске романтизма в литературе и искусстве. Разве не кричал устами Сирано Эдмон Ростан, тщетно вопия, подобно умирающему лебедю, к персонажам Э.Золя о вечном стремлении человека к Идеалу? Разве не бунтовщиком против опошления человека либерализмом был Ницше, гордыня которого повела его опять в антихристианское русло? Красота многообразного и гармоничного Богоданного мира перестала отражаться в человеческом сознании, отринувшем Творца. Оно действительно родило «Черный квадрат» Малевича.