Джон Бэррон - Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»

Изобразив легкое смущение и колебание, Моррис расположил к себе Пономарева и остальных и таким образом превратил их в сообщников. Он не уполномочен говорить за своего генерального секретаря, товарища Холла, но чувствует себя обязанным под строжайшим секретом сообщить, что Холл чрезвычайно расстроен разрывом контактов. Товарищ Холл – верный и преданный человек, человек принципов, он твердо противостоит попыткам Китая прибрать Компартию США к рукам вслед за другими компартиями, которые они обхаживают. Поэтому Моррис думает, что, если нью-йоркские контакты прекращены навсегда, разумно было бы обстоятельно побеседовать с товарищем Холлом, пока этого не сделали китайцы.

Пономарев, который редко выказывал эмоции, разве что язвил по адресу Запада, вышел из-за стола, поднял Морриса со стула, в русской манере облапил его и сказал:

– Мой дорогой товарищ, мой дорогой друг, ты можешь вообще не уходить в отставку.

«Уолт, ты должен научиться думать так, как думают они». Следуя этому принципу, Моррис постарался передать в Международный отдел в КГБ известие, которое заставляло каждого, кто его слышал и понимал, хвататься за голову:

«Если вы не сумеете заново открыть нью-йоркский канал, вы потеряете «Морат», Джека и меня; вы можете потерять Гэса и контроль над Компартией США, возможно, даже отдать его Китаю. Если желаете, можете объяснить это Политбюро, или, если хотите, в мае мы с Гэсом объясним это на будущей встрече с Брежневым».

Когда в конце апреля Моррис вернулся в Москву чуть раньше Холла, ему сообщили, что дела не так плохи, как опасались, и что контакты будут возобновлены. Для работы с Джеком назначен новый высококвалифицированный «наш товарищ» (Юрий Журавлев), и еще до встречи товарища Холла с товарищем Брежневым он сможет убедиться в том, что 500 000 долларов будут переданы Джеку. Радиосвязь будет восстановлена, и все предыдущие инструкции останутся в силе.

Брежнев в сопровождении Суслова, Пономарева, Мостовца и четырех членов Центрального Комитета сердечно принял Холла и Морриса шестого мая (Моррис детально зафиксировал эту встречу). После формальных приветствий Брежнев отметил:

– Жизнь в вашей стране очень интересна. Интересна ваша пресса. Я встречал самых разных людей, сенаторов и так далее, всех добрых друзей вашей партии.

– Многие люди прокладывают себе дорогу к двери товарища Брежнева, – подхватил Холл. – Вы встречаетесь с большим числом сенаторов, чем Никсон. Это хорошо, потому что демонстрирует миру роль и власть Советского Союза. Наши взаимоотношения (с Советским Союзом) повышают статус нашей партии и усиливают ее влияние.

Холл заранее отрепетированными с Моррисом фразами кратко изложил Брежневу экономическую и политическую ситуацию в Соединенных Штатах.

– Значительной степенью политической нестабильности мы обязаны уотергейтскому делу. Каждый день – новое откровение. Такая нестабильность продлится весь этот год и отчасти следующий.

Холл пояснил процедуру импичмента и предсказал в следующем году политический хаос.

– Дорогие друзья и товарищи, – сказал Брежнев. – Мы не понимали всей важности Уотергейта, пока вы нам этого не объяснили. Джон Рид написал книгу «Десять дней, которые потрясли мир». Уотергейт потрясает Соединенные Штаты и весь мир уже годами. Вы упомянули книгу, в которой были напечатаны стенограммы записей по уотергейтскому делу – мы слышали, что люди в Соединенных Штатах выстраиваются в очереди, чтобы купить эти разоблачения. Трудно сказать, что будет с Никсоном. Мы расспрашивали о нем, но никто не знает. Не знает даже редактор «Правды».

– Даже Никсон не знает, – вставил Холл.

Брежнев сказал, что Советский Союз будет продолжать попытки улучшить отношения с Соединенными Штатами независимо от того, что произойдет с Никсоном.

– Мы не позволяем себе до обеда проводить одну политику, а после – другую.

Но возникли некоторые проблемы.

– В ходе последнего визита Киссинджера мы столкнулись с множеством проблем, особенно в военной области, но также в области торговли и финансов. Мы подняли этот вопрос на Политбюро. Были проблемы и относительно Среднего Востока. Я очень твердо заявил ему, что нельзя действовать в одиночку, без союзников, и что резолюция ООН является совместной резолюцией Советов и Штатов. Но Киссинджер начал проводить собственную дипломатию, будто решение мировых проблем лежало на нем одном… Вскоре Киссинджер опять будет в Москве для окончательного урегулирования предстоящего визита Никсона и для обсуждения вопросов ограничения вооружений. Соединенные Штаты заявляют, что превосходство на стороне Советского Союза. Но он отказывается включать в повестку военно-воздушные силы США стратегического назначения, базы и так далее. Мы не собираемся идти на уступки ради установления баланса; это должны сделать Штаты. Я предлагал вывести ядерные боеголовки из Средиземного моря и объявить его «морем мира», но Киссинджер ответил «нет». Мы предлагали запретить вооружать самолеты ядерными бомбами и ракетами. «Нет», – ответил он.

(Киссинджер, очевидно, помнил, что ему говорил Брежнев. Тем не менее значителен был сам факт того, что Брежнев повторил предложения Холлу и Моррису, будто действительно в них верил. Это показывало, что либо он крайне наивен, либо под «разоружением» Советы подразумевают разоружение Штатов. Советский флот в Средиземном море не угрожал континентальным Соединенным Штатам; а вот американские авианосцы и подводные лодки представляли серьезную опасность для просторов Советов. Шансы Советов напасть на США с воздуха ничтожно малы по сравнению в возможностями американцев нанести удар по Советскому Союзу как стратегическими бомбардировщиками, так и тактической авиацией, размещенной вдоль его границ. Принять предложения Брежнева означало отдать многое в обмен на практически ничто.

Приземлившись в Нью-Йорке двадцать третьего мая, Моррис мог рассказать ФБР, что в действительности думает советская олигархия – олигархия, живущая в полной изоляции от управляемых ею людей, нога которой никогда не ступала по московским улицам, разве что при посадке и выходе из лимузина.)

В ходе экономического экскурса Брежнев отметил, что ситуация в сельском хозяйстве остается «сложной» – что означало «полный провал» или «неуправляемый хаос». За пятьдесят лет Моррис наслушался официальных оправданий неудач советской системы колхозов (основанной на легенде о трудолюбивых крестьянах, хозяйственно распоряжающихся землями) и новых планов распутывания клубка – и всегда приблизительно одно и то же.

Сперва олигархи пытались убедить людей, что сельскохозяйственные проблемы не так тяжелы, как показывают пустые прилавки, и заканчивали оглашением статистики, как это сделал Брежнев (откуда и пошла русская присказка: «Если хочешь молока, подставь ведро к динамику»).