Эмилио Сальгари - Гибель Карфагена

-- Никто не заставит меня сделать это!

-- Я заставлю! -- ответила Фульвия. -- Ты слишком давно твердишь мне о своей любви. Сумей же доказать теперь, что твои уверения не пустые слова.

Фегор прикусил губу и замолчал.

-- Но я не могу предать Гормона, который мне платит за мое ремесло, -сказал он через несколько мгновений.

-- Хирам заплатит тебе вдвое больше, -- ответила девушка, -- и, кроме того, он отдаст в твое распоряжение несколько десятков отборных воинов, с которыми ты сумеешь преодолеть все препятствия на пути к осуществлению цели.

-- И когда Офир будет у Хирама...

Тогда...

Голос Фульвии внезапно сорвался, и глухое всхлипывание сорвалось с ее губ.

-- Что это? Ты плачешь? -- воскликнул Фегор.

-- Нет, ты ошибаешься, -- твердо ответила Фульвия, нечеловеческим усилием воли подавив готовые вырваться наружу рыдания. -- Тогда я буду твоей...

Фегор поднялся с места.

-- Отлично! -- сказал он. -- Я согласен. Если Хирам, как ты говоришь, заплатит мне щедро, то можно предать и Гермона.

Лицо Фульвии исказила гримаса отвращения.

-- Н-негодяй! -- пробормотала она сквозь зубы, -- Надеюсь, новое твое предательство будет и последним. Она круто повернулась и вышла на улицу. Первое слово, которое достигло ушей Фульвии и которое на все лады повторялось возбужденными более обыкновенного кучами прохожих, толпившихся там и здесь, было:

-- Война!

В самом деле, за предыдущую ночь произошли события, которые обрушились на Карфаген подобно удару грома и привели его население в панический ужас. Дело в том, что карфагенское войско было разбито нумидийцами; пятьдесят тысяч отобранных человек, составлявших цвет наемных войск Карфагена, в сражении под Ороскопом понесли тяжелое поражение от войск старого коварного царя Нумидии. И как бы в довершение несчастья, в тот же самый день, когда гибли воины Карфагена, Рим объявил республике войну.

Когда Фульвия вернулась к себе домой и поднялась на второй этаж, она застала там Талу и его соратников, которые собрались вокруг Хирама. До них тоже уже дошло известие об ужасном поражении карфагенских войск, и ветераны страстно обсуждали важные известия. Увидев девушку, они смолкли и устремили на нее вопросительные взоры.

-- Я видела его! -- сказала этруска, подходя к Хираму, который при ее появлении, казалось, побледнел.

-- Ты видела Фегора? А Офир? Что с нею?

-- Жива и невредима.

-- Жива? Офир жива! -- радостно воскликнул воин. На его бледных щеках показался румянец, глаза заблестели.

-- Моя Офир жива! -- твердил он, улыбаясь. -- Ты, Фульвия, возвращаешь мне жизнь...

-- Да. Офир здесь! -- упавшим голосом говорила этруска. -- Фегор сказал мне это. Но где она, я еще не знаю.

-- И у тебя хватило мужества пойти на свидание с этим человеком? -невольно удивился Хирам. -- А если бы он тебя убил?

Фульвия пожала плечами.

-- Что за беда? --промолвила она глухо. -- Одной рабыней было ^бы меньше...

-- Зачем говоришь ты так? -- с упреком в голосе произнес Хирам. -Разве ты не чувствуешь себя равной с нами? Садись вот сюда и все рассказывай.

Повинуясь/приглашению, девушка устало опустилась на скамью рядом с воином и пересказала по порядку все, о чем она говорила со шпионом.

-- Продажная тварь! -- пробормотал Хирам, услышав об отношении Фегора к делу.

-- Это же тебе на руку! -- продолжала Фульвия. -- Да, он продажен. Да, он служит тому, кто ему платит. Но если ты ему заплатишь хорошо, он будет служить тебе.

-- Я рад отдать половину моего состояния, -- воскликнул Хирам, -- лишь бы спасти Офир.

-- А я со своей стороны обещаю этому проклятому шпиону добрый удар мечом, -- проворчал Сидон. -- И об этом я позабочусь лично.

-- Да, но нам надо поторопиться! -- вмешался Тала. -- Ведь римляне не будут дремать. Вот-вот их быстроходные корабли покажутся перед Карфагеном. Нам надо все закончить раньше этого, потому что, когда римляне будут тут, будет поздно что-нибудь делать. Разве гордый Карфаген защищен, как бы следовало? Разве республика позаботилась о том, чтобы обеспечить свою безопасность? Она будет не в состоянии долго противостоять римлянам.

-- Боги! -- воскликнул Хирам взволнованно. -- Неужели же в самом деле судьбе угодно, чтобы я бежал отсюда? Вся моя кровь кипит при мысли об этом.

-- А что тебе остается делать, Хирам? -- обратился к нему немного насмешливо Тала. -- Может быть, ты побежишь к членам Совета Ста Четырех -предлагать свои услуги? Тем самым проклятым торгашам, которые изгнали тебя на чужбину? И за что? Только за то, что ты вместе с великим Ганнибалом сражался с римлянами за славу, свободу, величие Карфагена?

-- Да. Но ведь сейчас речь идет не о Совете Ста Четырех или суфетах! -возразил Хирам все еще взволнованно. -- На карту поставлено самое существование Карфагена, моей родины!..

-- Твоя родина? Я не пожертвовал бы единой капли крови за такое отечество. Или Карфаген не показал в последние годы, насколько он неблагодарен, насколько до позора, до подлости труслив? Разве не Карфаген предал римлянам героя, своего лучшего сына, свою гордость, Ганнибала? Или не Карфаген, в угоду римлянам, отрекся от Ганнибала, оставил его беспомощным лицом к лицу с врагами? Разве не из-за этого предательства Ганнибал, чтобы не попасть живым в рабство к римлянам, покончил с собой? Умер, как и жил, -героем. Нет, проклятье лежит на Карфагене. Он перестал быть отчизной честных людей. Он -- игрушка разбойничьей шайки торгашей, и он осужден бесповоротно, осужден именно потому, что он заслужил кару. Пусть те, которые довели его до унижения и позора, сами и расхлебывают заваренную ими кашу. Ты займись участью любимой женщины, позаботься о том, чтобы спасти ее, да и самого себя. Ведь если бы даже Карфаген снова победил, то в чьих руках здесь останется власть? В руках тех, кто торговал честью Карфагена, твоих врагов. И поверь, уцелей ты, даже если спасешь Карфаген, эти люди тебя не пощадят. Но ты не спасешь его: он погибнет, он погибнет.

Хирам молча слушал речь Тала. Тени бежали по его лицу, мрачный огонь горел в его глазах, грудь вздымалась тяжело и неровно.

-- Как ты думаешь, Тала, когда смогу я считать себя окончательно выздоровевшим? -- заговорил Хирам, когда молчание стало слишком тягостным.

Тала пожал плечами.

-- Ну, дней через десять-двенадцать, и то если все будет идти так, как шло до сих пор! -- ответил он на вопрос.

-- Долго. Мучительно долго! -- пробормотал Хирам. Потом он опять обратился к Тале со словами:

-- Не знаешь ли, получено ли формальное извещение о том, что война объявлена, или это -- только слухи?

-- Точно не знаю. Но, насколько мне известно, пока речь идет лишь об угрозе со стороны римлян. Но это не меняет положения. Ты упускаешь из виду старого кровожадного леопарда Массиниссу. Ты забыл, как страстно он ненавидит Карфаген. И теперь, уничтожив, в сущности, последние способные защитить страну силы карфагенян, он едва ли будет сидеть сложа руки. Он быстр, как молния. Я предвижу, что он раньше римлян обрушится на Карфаген, чтобы добить его.