Рене Кастр - Мирабо: Несвершившаяся судьба

Ввязавшись в беспощадную борьбу, Мирабо составил «Ответ на клеветнический памфлет» на двухстах страницах. Вначале в довольно умеренном тоне он мужественно выступил в защиту отца и восстал «против оскорбления старости и гения».

Вторая часть содержала косвенные нападки на Эмили через опровержение аргументов, выдвинутых против него самого. «Говорят, что я дурной отец, — патетически писал он. — Боже праведный! Я ли кривлялся на сцене над прахом моего ребенка?»

Намек на праздники в Толоне восхитил общество Экса; общественное мнение, до сих пор враждебное Мирабо, вдруг изменилось в его пользу. Тот решил развить успех и потребовал преследовать по суду адвокатов Эмили. Генеральный прокурор, бывший в вассальной зависимости от клана Мариньянов, отказал ему в этом иске.

В ответ на эту подлость Мирабо потребовал позволить ему защищаться самому, как это происходило в суде первой инстанции.

— Сенешальский суд — не королевский, — высокомерно ответил генеральный прокурор, заметив, что срок действия заочного приговора по делу Вильнёв-Муана еще не истек, а потому нынешний процесс не имеет силы.

Парламент Экса отказался следовать заключениям прокуратуры по этому вопросу. Порталис снова согласился, чтобы Мирабо защищался сам, — в его намерения по-прежнему входило раззадорить своего противника, чтобы тот потерял контроль над собой и лишился уважения судей.

Слушания начались в Большой палате Прованского парламента 20 мая 1783 года. В принципе речь шла об апелляции на решение сенешальского суда о назначении местопребывания для Эмили; по сути, советники согласились связать воедино «инцидент» и «существо дела», и от их постановления в конечном счете зависел исход бурного процесса, затянувшегося более чем на месяц.

Потерпев поражение в суде первой инстанции, Порталис должен был выступать первым. На протяжении двух заседаний он держал беспримерно неистовые речи. Обращался он вовсе не к судьям, готовым признать его правоту, а напрямую к своему противнику, заявив: «Лучше быть оклеветанным вами, чем получить вашу похвалу».

С самого начала он объявил, что может открыть «ужасные вещи», и слово свое сдержал. Мирабо, по его словам, вступил в брак (на который не мог рассчитывать) без любви и руководствуясь единственно своей алчностью. В подтверждение своих слов Порталис зачитал мнимое письмо Друга людей, который торопил сына заключить брак «любыми способами».

Прерванный Мирабо, который попросил взглянуть на письмо, адвокат ответил обещанием, которого так и не сдержал, а затем продолжил свою обвинительную речь. Женившись, Мирабо разбазаривал приданое жены; несчастная Эмили, недоедавшая, одетая в лохмотья, осыпаемая оскорблениями, ежедневно обманываемая, получала в ответ на свои жалобы лишь пощечины и удары палкой. После чего муж бросил ее без гроша в кармане и оклеветал, тогда как сам жил как бандит с большой дороги. То прячась в лесах, чтобы грабить проезжающих, то наряжаясь священником, чтобы надругаться над прихожанками, то «увешивая себя аксельбантами», чтобы обмануть богатых, Мирабо дошел до худшего из преступлений, «готовясь отправиться в Прованс и зарезать там своего тестя, жену и сына, дабы пресечь их род».

На сей раз свидетельство было неопровержимым: Порталис показал судьям письмо маркиза де Мирабо, в котором эти глупости были запечатлены для потомства.

Суду должно быть ясно, почему негодяя посадили в тюрьму. Уже ничто не связывало его с женой после смерти их ребенка. Почему же он требует возобновления совместной жизни? Сейчас увидим.

После позорного процесса маркиз де Мирабо был разведен с женой и разорен; сегодня он вожделеет состояния своей невестки. Его сын сделался орудием его алчности.

Нужно спасти несчастную Эмили от семейства, единственная задача которого состоит в том, чтобы ее обобрать. Обвинив сына, Порталис под конец обвинил отца, обличив его литературное творчество как преступление против общества и возмутительное посягательство на веру и нравственность.

На эту речь, столь подлую, что честь Порталиса осталась запятнанной, требовалось ответить адекватно. Мирабо был уверен, что Эмили никогда к нему не вернется. В таком случае, оставалось только спасти честь Мирабо любыми средствами, даже если придется обрушить на головы противников своды храма…

Ответного шага со стороны Мирабо публика ждала с нетерпением. 23 мая пришлось втрое увеличить охрану у дверей парламента. И все же толпа смела все барьеры, так что муж Эмили повел свою защиту перед залом, набитым битком.

В одном отношении Мирабо решил последовать примеру Порталиса — соединить инцидент с существом дела. Адвокат Мариньянов потребовал развода; ответом будет потребовать заключения графини де Мирабо в монастырь.

«Мои намерения и надежды изменились, в чем вы, конечно, не сомневаетесь», — спокойно начал Мирабо, который хотел сразу же указать на изменение цели.

Он заговорил глухим голосом; как будто колеблясь, почти подыскивая слова. Потом вдруг его охватило вдохновение, и слова полились рекой. Он говорил пять часов без остановки, и в тот день присутствующие сумели убедиться, что перед ними — один из величайших ораторов всех времен, еще не осознавший собственной гениальности.

После более чем скромного вступления, Мирабо перешел к самой сути: противная сторона выдвинула восемь причин для развода; он повторил эту цифру, сделал паузу:

— Передохнем и ответим.

И он перешел в наступление: госпожа де Мирабо не хочет отправляться в монастырь, ей хочется остаться с отцом. Ну что ж! Сейчас увидим, чего стоит его нравственность и как этот страж радеет о добродетели своей дочери.

В резких выражениях зять описал личную жизнь своего тестя. Когда с маркиза де Мариньяна сорвали одежды, заклеймили его безнравственность, сластолюбие, продажность и прочие пороки, Мирабо поведал и о том, как маркиз следит за поведением графини де Мирабо:

— Нам не нужно теряться в предположениях относительно того, как она станет жить в отчем доме; она будет там жить, как живет уже девять лет; ее можно будет увидеть, как уже видали, на прогулках — без отца, на спектаклях — без отца. Она услаждала своим обществом мужчину, у которого нет жены; ее видели в доме этого мужчины, развлекающей зрителей домашнего театра. Следует обратить внимание на то, что женщина, требующая развода, является хозяйкой салонов, ужинов, концертов и даже подмостков.

Когда картина жизни женщины легкого поведения была написана с пылом, достойным Ювенала, когда осмеянный муж напомнил, при каких обстоятельствах Эмили узнала о смерти своего сына, он обвел взглядом судей и зал. Потом медленно открыл свою папку и достал оттуда листок, подняв его, чтобы всем было видно; прежде чем прочитать, он воскликнул: