Стефан Цвейг - Корона и эшафот

Подросши при французском дворе, Мария Стюарт необычайно развилась. Она была высока и хороша собою. Ее блестящие глаза дышали умом, ее руки в высшей степени были изящны. Она имела нежный голос и благородную наружность, была исполнена грации, говорила с воодушевлением и вообще была уже чрезвычайно привлекательна. Рано выказались в ней прелести, заставлявшие любить ее и делавшие очаровательным даже самое детство ее. Она была воспитана вместе с дочерьми Екатерины Медичи, под надзором ученой Маргариты французской, сестры Генриха II.

Двор, среди которого выросла Мария Стюарт, был самым великолепным, самым изящным, самым веселым, но вместе с тем самым развращенным в Европе. Сохраняя еще некоторые воинственные обычаи средних веков и в то же время приноравливаясь к эпохе Возрождения, он имел характер наполовину рыцарский, наполовину ученый. Ничто не могло сравниться с блеском и шумом этого двора, введенными еще Франциском I, который привлек к нему весь цвет французской аристократии, воспитывая здесь молодых дворян изо всех провинций в качестве пажей и украсив его почти двумястами молодыми девицами и дамами, принадлежавшими к знатнейшим фамилиям королевства. Вся эта толпа придворных беспрестанно переселялась на берега Сены в роскошные дворцы Фонтенбло и Сен-Жермен, частью выстроенные вновь, частью переделанные Франциском I. Подражая отцовскому примеру, Генрих II удержал великолепие и при своем дворе, которым руководила ловкая итальянка Екатерина Медичи. Последняя привыкла к этому еще при Франциске I, принявшем ее в маленький отряд дам-фавориток, с которыми он ездил охотиться за оленями и нередко проводил время в своих увеселительных домах. Но по большей части мужчины смешивались с обществом дам беспрерывно. Королева и ее дамы присутствовали на всех играх и увеселениях Генриха II и его придворных, сопровождали его на охоту. Король также проводил несколько часов утром и целые вечера на половине Екатерины Медичи.

«Там, — говорит историк Брантом, — всегда находилась толпа земных богинь, одна прелестней другой; каждый вельможа говорил с тою, которая нравилась ему больше всех, между тем как король со своими приближенными беседовал с королевою и занимал разговором королеву дофину (Марию Стюарт) и других принцесс…»

Имея официальную фаворитку, короли хотели, чтобы и придворные тоже имели их. Франциск I взял себе в фаворитки сначала графиню Шатобриан, а потом герцогиню д'Этан. Генрих II был страстным поклонником жены великого сенешаля Нормандии Дианы де Пуатье. Но, кроме этих известных фавориток, были и другие. Франциск I, прославившийся своею безнравственностью, отличался тем, что сам любил посещать дам, поступавших к его двору. Его товарищем в этих подвигах вольнодумства и разврата был дядя Марии Стюарт, богатый и разгульный кардинал Лотарингский. Таков был двор, из жизни которого Брантом заимствовал большую часть примеров безнравственности, приведенных им в своих «Светских женщинах». Вот что он писал: «Я слышал, что, как только ко двору являлась какая-нибудь красивая девушка или молодая дама, король или кардинал тотчас же сближались с нею и, чтобы склонить ее, обыкновенно говорили, что сами хотят заняться ее образованием. Прекрасные наставники!.. Тогда говорили также, что из числа состоявших при дворе и поступавших туда вновь дам и девиц почти вовсе не было таких, которых бы не развратило или собственное корыстолюбие или щедрость кардинала; и ни одна из них не оставила этого двора с незапятнанным именем».

В этой-то школе изнеженности и разврата, откуда выходили такие остроумные и порочные короли и принцессы, выросла и воспиталась Мария Стюарт. В детстве своем она почерпала одно только хорошее, но при этом нельзя было не дать ей заметить существовавшего здесь зла, которому она стала невольно подражать впоследствии, потому что виденные примеры рано или поздно отражаются на поступках.

Но сначала она пользовалась только изяществом и образованностью, процветавшими при этом очаровательном и ученом дворе, где дочери короля с любовью изучали языки и искусства и где у каждого государя был свой поэт. Скоро развернулись в Марии Стюарт разнообразные дары ее богатой натуры. В десять лет она удивляла всех своею зрелостью и в письмах ко вдовствующей королеве по поводу шотландских дел обнаружила тонкость ума, необыкновенную для своего возраста. Тринадцати лет она декламировала перед королем, королевой и всеми придворными в зале Лувра латинскую речь, сочиненную ею самой. Уже способная к скрытности, она умела сохранять политические тайны, которые доверяла ей мать. Вот что писал кардинал Лотарингский своей сестре: «Ваша дочь так развилась и развивается еще каждый день в величии, доброте, мудрости и добродетелях, что совершенней ее во всем прекрасном и благородном невозможно и быть, и теперь ничего подобного вы не встретите в нашем государстве ни между аристократками, ни между девушками низшего и среднего классов. Я должен сообщить вам также, что король очень любит ее и всегда находит час времени для беседы с нею, а она умеет занять его разговорами так, как не умела бы занять разговорами двадцатилетняя женщина».

Кроме латинского языка, на котором Мария хорошо говорила, она изучала историю, знала и другие языки, очаровательно пела, аккомпанируя себе на лютне, сочиняла стихи, приводившие в восхищение поэта Ронсара. Обладая живым и вкрадчивым характером, она составляла украшение двора, где все восхищались ею. Кардинал Лотарингский в следующих выражениях описывает своей сестре преобладание Марии Стюарт при дворе, который она сумела подчинить своему влиянию: «Уверяю вас, мадам, что никто не может быть прекраснее королевы — дочери вашей; она совершенно управляет королем и королевою».

Когда принцессе пошел пятнадцатый год, Генрих II стал торопить ее брак с дофином. 31 октября 1557 года он писал государственным чинам Шотландии, приглашая их к выполнению старинного обязательства, данного ими по этому поводу. 14 декабря государственные чины собрались в столице Шотландии Эдинбурге, подтвердили свои обещания и назначили десять комиссаров для того, чтобы они ехали в Париж утвердить брак от имени Шотландии и присутствовать при торжестве. Согласно полученным инструкциям они должны были прежде всего взять с королевы и дофина клятву о нераздельности Франции и Шотландии. Эта формальность была исполнена, и контракт подписан 19 апреля 1558 года на следующих условиях: старший сын, происшедший от этого брака, должен быть королем Франции, если же только от него произойдут дочери, то старшая из них делается королевой Шотландии. Она может выйти замуж не иначе как с обоюдного согласия государственных чинов Шотландии и короля Франции. Дофин имеет право пользоваться титулом и гербом короля Шотландского, и если он умрет на французском престоле, то должен оставить жене своей королеве пенсию в шестьдесят тысяч ливров. Через пять дней после этого бракосочетание происходило в церкви Богоматери в Париже. Кардинал де Бурбон совершил его в присутствии короля, королевы, принцев крови и знатнейшего дворянства. Едва только окончилась церемония, новобрачная, примеру которой последовали и депутаты ее страны, поздравила дофина королем Шотландии. В течение многих дней празднества сменялись одно другим, наполняя Париж движением и радостью. Повсюду прославляли величие блистательной принцессы, которая, казалось, была призвана носить две короны. И кто мог угадать в то время, что не пройдет и десяти лет, как она потеряет эти короны одну за другой и должна будет впасть в бездну несчастий. Этот же французский двор и способствовал ее падению, научив ее двуличию и коварству, которые были для нее впоследствии так пагубны.