Владимир Шигин - Неизвестная война императора Николая I

Историки — авторы научного труда заступаются за Грейга и обвиняют в интриганстве возглавившего флот после него Лазарева! Насколько это соответствует исторической правде и насколько это этично? При этом авторы труда «История отечественного судостроения» здесь же указывают то запустение, которое оставил на черноморских верфях Грейг, и подробно описывают те срочные меры, которые предпринимает критикуемый ими Лазарев для выправления положения дел. Так кто же допустил это запустение, и кто наводил впоследствии порядок? Ответ, думаю, ясен.

К концу своего руководства Черноморским флотом Грейг довел его до самого бедственного состояния. Флот практически не выходил в море, новые корабли сгнивали в порту, не сделав порой ни одной полноценной кампании. При этом адмирал требовал все новых и новых денег на постройку обреченных на сгнивание кораблей.

Вот весьма любопытное письмо контр-адмирала М.П. Лазарева к А.А. Шестакову написанное в сентябре 1832 года, т.е. практически сразу после вступления в должность начальника штаба флота. Лазарев пишет следующее: «…По приглашению адмирала Грейга сопутствовал ему на яхте “Резвая” (по имени, но не по качествам) к абхазским берегам — и я очень рад, что мне случилось сии места видеть. Был в Поти, Редут-Кале, Сухум-Кале, Бомборы, Пицунде, Гагре, Геленджике и Суджук-Кале… Гарнизоны наши в местах сих сожаления достойны, где люди, так сказать, гниют, ибо кругом болоты и нет казарм. Строевого лесу по всему берегу очень много… должен быть свойства самого крепкого, но кажется, никто не обращает на сие внимания… что за порт Севастополь! Чудный! Кажется, что благодатная природа излила на него все свои щедроты и даровала все. Что нужно для лучшего порта в мире, но зато рука человеческая не очень заботилась, чтобы дарами сими воспользоваться… Не имея дока и до сего времени для разломки кораблей, ломали оные только до воды, а днища, одно за другим, тонули и засаривали тем лучшее место гавани!!!…»

Одновременно с началом войны с Турцией в 1828 году на юге России начались события, которые повлекли за собой большие потрясения в этом крае. В 1828 году на юге России началась эпидемия чумы. Эпидемия захватила обширные районы и действующую армию. Не остался в стороне от этой беды и Черноморский флот.

Военный историк А. Керсновский пишет: «В 1831 году Россию и всю Европу посетила доселе неизвестная повальная болезнь, характеризовавшаяся молниеносным распространением, сильными мучениями больных и очень высокой смертностью. Врачам она была знакома и раньше понаслышке под именем “азиатской холеры”, но причины ее появления и способы лечения были им неизвестны. Старые, испытанные против чумы и различных “гнилых горячек” средства — устройство карантинов, оцепление зараженных местностей рогатками, окуривание проезжающих на больших дорогах — оказывались совершенно недейственными. Народ заволновался, обвиняя, как водится, в отравлении “дохтуров” и начальство. Беспорядки произошли по всей России — в Петербурге холерный бунт был сразу усмирен лично Государем. Стоя в коляске во весь свой богатырский рост, Император Николай Павлович скомандовал бунтовавшей на Сенной площади толпе: “На колени, мерзавцы! Шапки долой!” Эффект этих громовых слов был поразительный. Большое количество смутьянов Северо-Западного края и столичной черни было выслано в рабочие батальоны и направлено в военные поселения Новгородской губернии».

Чтобы не пустить страшную болезнь в Николаев и Севастополь, в мае 1828 года вокруг городов установили карантинное оцепление. В оцеплении имелись заставы, пропускавшие скот на ближние пастбища и подводы с продовольствием в город.

При этом, если в Николаеве вопрос удалось решить более-менее спокойно, то в Севастополе из-за безответственности местных властей все произошло иначе. В июне 1829 года, несмотря на отсутствие чумы в самом городе, городские власти предельно ужесточили предохранительные меры: всякий желавший оставить Севастополь или въехать в него содержался в особом карантине от 14 до 19 дней. В результате окрестные крестьяне отказались везти в Севастополь дрова и продукты. Цены на все резко подскочили, на карантинных заставах расцвела коррупция. Чумы в городе по-прежнему не было, но всех подозрительных больных собирали в пещеры Инкермана, на старые суда-блокшивы, в неприспособленные здания. Многие умирали там от бесчеловечного обращения и дурных условий. Из-за плохого продовольственного снабжения среди матросов Севастополя распространились желудочно-кишечные заболевания. Адмирал Грейг, занятый ведением боевых действий, оставил Севастополь без всякой помощи. Хлебные магнаты (Рафалович и другие) отказались везти в Севастополь хлеб по фиксированным ценам. Они требовали отпустить цены и открыто желали обогатиться на бедственном положении севастопольцев.

При этом командование Черноморским флотом во главе с Грейгом фактически бросило город на произвол судьбы. Положение настолько обострилось, что император Николай I срочно направил в Севастополь собственную комиссию во главе с флигель-адъютантом Римским-Корсаковым. На месте к руководству комиссией присоединился и присланный с Балтики контр-адмирал Фаддей Беллинсгаузен (знаменитый мореплаватель и первоткрыватель Антарктиды). Черноморским адмиралам Николай в сложившейся ситуации уже не доверял!

Столичная комиссия работала до ноября 1829 года. В итоговом документе Римский-Корсаков отметил, что «по Севастопольскому порту допущены весьма важные злоупотребления», что «приказы главного командира насчет приема провианта и провизии вовсе не исполняются». Поразительно, но даже по окончании работы комиссии Грейг не принял никаких надлежащих мер. К этому времени война с Турцией уже два месяца назад как завершилась, и командующий вполне мог уделить хоть какое-то внимание бытовой стороне жизни собственного флота. «Непринятие мер» очень странным образом совпало с назначением обер-интендантом флота любимца Грейга капитана 1-го ранга Критского. Санитарные кордоны, не пропускающие продовольствие, отказ Греко-еврейского хлебного сообщества от обеспечения Севастополя хлебом по старым ценам (т.е. самая настоящая ультимативная спекуляция!), весьма странное поведение флотского интенданта Критского и его покровителя Грейга — все это полностью исключает случайность совпадений. Перед нами самый настоящий спекулятивный заговор, возглавляемый, как это ни прискорбно, самим командующим. Голод должен был стать обоснованием для закупки хлеба по значительно более высоким ценам, а кордоны вокруг Севастополя исключали всякий альтернативный подвоз хлеба. Судя по всему, предполагалось, оголодив город до последней возможности, потом произвести оптовую закупку хлеба у Рафаловича и его компаньонов по тем ценам, которые были выгодны купцам.