Владимир Шигин - Неизвестная война императора Николая I

Первым расследованием смерти Казарского занимался жандармский полковник Гофман. Он же первым послал письмо в Петербург, где прямо утверждал, что Казарский отравлен. По предварительному расследованию Гофмана получалось, что Казарского могли отравить в двух местах: 9 июня на обеде в доме генерала Тулубьева, где дочь генерала дала Казарскому чашку кофе, и 14 июня в доме капитан-командорши Михайловой, где он также выпил из рук молодой девушки чашку кофе. При допросах свидетели путались в показаниях, а затем вообще дружно отказывались от своих же первоначальных показаний. На них явно кто-то давил, но попробуй найди, кто? Отметим, что если доклад полковника Гофмана об отравлении Казарского был признан клеветой, почему он так и не был за это наказан? Значит, дело вовсе не в честном жандармском офицере, а в чем-то другом?

В качестве отравительницы, как мы знаем, фигурирует некая девушка. Трудно себе представить, чтобы молодая девушка-христианка могла спокойно сидеть и, поддерживая беседу, с интересом наблюдать, как обаятельный молодой мужчина пьет глотками смертельный яд. Если отравление все-таки состоялось именно через чашечку генеральского кофе, то уж точно, что собеседница Казарского о содержимом напитка не знала.

По Николаеву ходила и версия любовной мести. Мол, некая дама была отвергнута Казарским и, как следствие, убивает его из мести. Версия слабая, ибо влюбленные до безумия девушки способны на отчаянный поступок, только когда у них не остается шансов, например, в случае женитьбы предмета их обожания на другой. Как мы знаем, ничего подобного с Александром Ивановичем в 1833 году не происходило. У него на тот момент даже не было невесты. Значит, у николаевских девиц все еще оставался шанс на выгодный брак, для чего же травить потенциального жениха? Ко всему прочему, у нас нет и никаких фактов в пользу этой гипотезы.

Ну а что если Казарского отравили завистники его стремительного карьерного взлета? Что ж, в истории бывало и такое, однако, как правило, за недалекими завистниками никогда не стояли серьезные фигуры, да и сами завистники должны быть людьми в местном обществе заметными, ведь до покушения они должны были еще позлословить в адрес ненавистного им человека. В этом случае комиссия, скорее всего, докопалась бы до истины. Кроме того, как и в «любовной» версии здесь нет никаких фактов.

Существует и вообще уж экзотическая версия ритуального убийства. Будто бы некая мистико-таинственная организация принесла знаменитого православного моряка в жертву своему идолу. В качестве доказательства сторонники этой версии приводят масонские знаки на памятнике Казарского в Севастополе. Но это, конечно же, несерьезно. Кто-то договаривается до того, что Казарского могли отравить по чистой случайности: мол, перепутали яд с сахаром. Эта версия не лучше предыдущей.

Что же у нас остается? А остается, как говорят сегодняшние следователи, версия об убийстве, связанном с профессиональной деятельностью убитого, т.е. его работой по ревизии тыловых контор Черноморского флота.

Реакцию властей на столь внезапную и подозрительную смерть столичного ревизора Фаренникова описывает следующим образом: «Были доносы (надо понимать — письма друзей А.И. Казарского. — В.Ш.), что Казарского отравили, через полгода прибыла в Николаев следственная комиссия, отрыли труп, вынули внутренности и забрали их в Санкт-Петербург. На этом все и кончилось». Удивляться здесь не приходится. Ведь даже если предположить, что члены комиссии, прибывшие для расследования этой загадочной смерти, не были подкуплены, криминалистика того времени была еще слишком слаба, чтобы устанавливать причину смерти спустя годы…

И еще один факт. В это самое время из Николаева на имя императора Николая I поступило письмо о неестественной смерти А.И. Казарского, подписанное николаевским купцом первой гильдии Василием Кореневым, в котором он также указывал на существование заговора злоумышленников. Военный российский историк В.Н. Малышев в своем труде «Флигель-адъютант его императорского величества капитан 1 ранга Александр Иванович Казарский», вышедшем в Петербурге в 1904 году, пишет по этому поводу: «Донос сей, по произведенному исследованию, оказался не имеющим никакого основания, и государь император по донесению об этом его императорскому величеству высочайше указать соизволил: “Николаевского 1-й гильдии купца Василия Коренева, за упомянутый выше неуместный донос, опубликовать от Сената, со строгим подтверждением удерживаться впредь от подобных действий”. Это было исполнено указом Сената от 22-го марта 1834 года». Говоря современным языком, Кореневу было приказано держать язык за зубами. Обращает на себя внимание, что Коренев являлся не просто горожанином Николаева и даже не просто купцом, а купцом первой гильдии, то есть наиболее богатым и влиятельным. Навряд ли человек такого положения, обладающий трезвым, расчетливым умом, стал бы писать заведомую напраслину, заранее подвергая себя возможности быть наказанным и лишенным каких-нибудь привилегий. Уж он-то, торговый человек, наверняка немало знал о заговоре флотских казнокрадов, с которыми вращался в одной среде.

Более Коренев уже ничего ни куда не писал. А вскоре купец внезапно для всех умер от «апоплексического удара». О внезапной смерти энергичного здоровяка купца в Николаеве много судачили, но дальше разговоров дело не пошло. После смерти Коренева никто в городе уже и не помышлял о каких бы то ни было обличениях. Пример правдолюбца Коренева был весьма очевиден…

Возникает справедливый вопрос: почему Николай I не настоял на более тщательном расследовании причин смерти своего флигель-адъютанта? Ответить на него непросто. Но вспомним, что отравлен Казарский был в доме генерала, и сразу станет ясно: в том, чтобы замять «дело Казарского», были заинтересованы самые высокие инстанции, имевшие связи и в столице. При таком положении дел, естественно, весьма несложно было организовать должным образом и подачу материала о смерти Казарского императору. К чести Николая I, он предпринял все возможные усилия, чтобы разобраться с таинственной смертью своего флигель-адъютанта. Расследование дела он поручил шефу корпуса жандармов генералу Бенкендорфу.

8 октября 1833 года Бенкендорф передал императору записку, где значилось следующее: «Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тысячами рублей, которая при смерти разграблена при большом участии николаевского полицмейстера Автамонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных. Автамонов был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у ней главной приятельницей была некая Роза Ивановна (в других бумагах она проходит как Роза Исаковна), состоявшая в коротких отношениях с женой одного аптекаря, еврея по национальности. Казарский после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда и обратился к штаб-лекарю Петрушевскому, который объяснил, что Казарский беспрестанно плевал и оттого образовались на полу черные пятна, которые три раза были смываемы, но остались черными. Когда Казарский умер, то тело его было черно, как уголь, голова и грудь необыкновенным образом раздулись, лицо обвалилось, волосы на голове облезли, глаза лопнули, и ноги по ступни отвалились в гробу. Все это произошло менее чем в двое суток. Назначенное Грейгом следствие ничего не открыло, другое следствие также ничего хорошего не обещает, ибо Автамонов ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева».