Виталий Пенской - Иван Грозный и Девлет-Гирей

«Приговор» татарской «большой думы» стал сильнейшим ударом по надеждам русского царя. Нет, татарская знать, конечно, была за «замирение», но на каких условиях! Мало того, что противники Москвы сумели добиться одобрения требования выплаты «Магмет-Киреевой дани», но они еще захотели, чтобы Иван отказался от владения Казанью и Астраханью! А тут еще подсуетился Сигизмунд II, приславший как раз к этому времени гонца с известием, что он высылает хану двойную против прежнего «казну» и обещает еще выплатить «Саип-Киреевы» «поминки», что должен был прислать, но пока так и не отправил «московский». И хан не устоял. 5 августа к Нагому явились ханские посланцы, объявившие русскому послу о том, что «царь» намерен замириться с Иваном на условиях, принятых «большой Думой», после чего Нагой и его люди фактически были посажены под домашний арест. Послу стало ясно, что это война, и он попытался известить об этом Москву, но ни один из его гонцов, спешно отправленных на родину, туда так и не попал. 17 августа Девлет-Гирей выступил в поход на «государеву украйну».

В Москве не были готовы к такому повороту событий. Нет, конечно, на всякий случай войска на южной границе держали, и весной «береговой разряд» заступил на службу. Но если обычно его полки растягивались от Калуги до Коломны вдоль всего левого берега Оки, то теперь 5 его полков с 10 воеводами сосредоточились на правом фланге завесы, под Калугой. Это было сделано с расчетом оказать поддержку полкам на «литовской украйне» в случае прихода «литовских людей». А на южной границе фактически остались лишь гарнизоны в «украинных» городах, которые могли бороться с отдельными отрядами татарских наездников, но не со всей крымской ратью. Понадеявшись на ханское «шертование», Иван «воевод больших с людми в украиных городах от Крымской стороны не держал». Более того, если верить летописцу, «Девлет-Киреева царева злаго умышленна и ссылки с полским королем не ведуще», Иван «воевод своих и людей, которые стояли того лета по украйным городом, по домом егда время отпущати, отпустити тогды велел, а оставлены тогда малых прихода ради, лехкие воеводы с малым бяше людми по укарйным городом» {220} 220 ПСРЛ. Т. XIII. С. 388; Т. XXIX. С. 338; РК 1475-1605. Т. П. 4.1. С. 155-158. . Можно, конечно, обвинить царя в том, что он допустил столь серьезный просчет и не обезопасил «крымскую сторону», но тогда, когда планировалась летняя кампания 1564 г., казалось, что все идет как нельзя лучше и вот-вот будет достигнуто соглашение с Девлет-Гиреем. Резкий поворот в политике хана застал Москву врасплох, тем более что из-за нарушившейся из-за действий литовских казаков связи между Иваном и Нагим в русской столице не могли, как раньше, держать руку на пульсе событий и вовремя сориентироваться в изменившейся буквально за несколько дней на 180° ситуации. За день до выступления хана, 16 августа, русский государь отправил в Крым татарского посланца «князя» Караша и вместе с ним «отпустил» своего гонца А.Н. Мясного с грамотой, а в ней Иван писал Девлет-Гирею «о миру и о любви» и о желании поскорее разменяться послами и завершить благополучно начатое «замирение» {221} 221 ПСРЛ. Т. XXIX. С. 335. . Вот так — Иван еще был уверен в том, что длящиеся уже больше полугода переговоры вот-вот завершатся успехом, а хан тем временем уже приказал седлать коней, и в Москве об этом даже и не подозревали!

На Русь надвигалась большая беда, но, к счастью, ряд обстоятельств позволил избежать худшего. Прежде всего хан, не очень, видимо, уверенный в успехе своего предприятия и не стремившийся, видимо, к тому, чтобы слишком уж подыграть своему союзнику Сигизмунду и разорвать окончательно налаженные с таким трудом контакты с Иваном, решил не идти через «коломенские места» прямо на Москву (как ему советовал, если верить летописи, Сигизмунд). При подходе к русским рубежам высланные вперед татарские сторожи «поймали на Поле казаков и по украиным украиных людей», которые на допросе показали, что «царь и великий князь сам на литовского не пошел, а поехал с Москвы молитися не в далные места». Узнав об этом, хан отказался от намерения «лезти» через реку и решил ограничиться опустошением «рязанских мест». 1 октября 1564 г. Девлет-Гирей «стал у города у Рязани, а отпустил людей в войну. И многие волости и села повоевали меж Пронска и Рязани по реку по Вожу, а за город до Оки реки до села до Кузминского».

Неожиданный приход татар застал рязанцев врасплох. Неприятель давно уже не приходил сюда, и люди привыкли к спокойной и мирной жизни — как писал летописец, «в тех местех николи воиньские люди не бывали и брежениа тут никоторого не бе, занеже пришли крепости и лесные места». Рязанцы бросились кто куда — кто спешил укрыться в Рязани и Пронске, в других больших и малых городах и городках, а кто не поспевал, тот бросился за Оку, надеясь найти спасение там, «и тех тут татарове изымаша на перевозе». Но и те, кто успел было перебраться на другой берег Оки, рано радовался — «видевшее же татарове, которые иные бежащии преехали за реку, они же седчи в суды, а иные на конех преплывше немногие, и тут за рекою беж похватав, и опять назад татаровя возвратишася за царем» {222} 222 Там же. С. 338,339. .

Беда была бы еще больше, если принять во внимание крайне неудовлетворительное состояние Рязанского кремля. Он давно требовал починки, но на это, как всегда, не было денег — да и так ли уж нужно было торопиться с приведением его в исправность, если враг давным-давно не появлялся под его стенами. В итоге, как писал летописец, «град ветх велми бяше, но иные и стены палися». И вот под этот обветшавший «град» пришел сам «царь», и не только со своей легкой конницей, но и с нарядом. Вряд ли Рязань устояла бы, если здесь случайно не оказался боярин А.Д. Плещеев-Басманов — тот самый Алексей Басманов, что за девять лет до того отличился при Судьбищах. За эти годы постаревший воевода успешно повоевал в Ливонии, участвовал в «полоцком взятье», а теперь снова оказался на «крымской украйне». Надо полагать, Басманов с сыном Федором, своими людьми и небольшим отрядом рязанцев возвращался с «береговой» службы домой, в свое поместье. И тут на пути домой ему стало известно о появлении татар. Старый и опытный воевода и его полчане не растерялись, «шед под люди, крымскых людей побили и языки поймали, не дошед города» {223} 223 ПСРЛ. Т. XIII. С. 389. .

Лирическое отступление — читая лаконичные строки летописей и разрядных книг, рассказывающих об этих осенних днях, осознаешь, что перед нами разворачивается картина, ничуть не уступающая по драматизму и динамике любому историческому боевику, да хотя бы тому же «Царству небесному»! И в самом деле, снова перед нами город, оставшийся без защиты, куда сбежались в поисках укрытия жители окрестных деревень и городков, павший духом епископ и немногочисленные воины гарнизона неготовой к обороне крепости, благородный герой (уж в чем, в чем, а в «дородстве» Басманову не откажешь!), пробивающийся сквозь несчетные сонмища супостатов в, казалось бы, обреченный город и берущий на себя его оборону, многодневная осада города беспощадными ворогами, жаждущими крови, женщин и добычи, — и, без иронии, ибо так и все и было, счастливый конец!